"Евгений Онегин" 10 глава (реконструкция) - страница 2

Россия присмирела снова,

И пуще царь пошел кутить,

Но искра пламени иного

Уже издавна, может быть,

В умах героев тихо тлела.

В тиши замысливалось дело,

Во тьме огонь перебегал,

И генералу генерал

Уже твердил, что власть тирана

Терпеть дворянам не к лицу

И стыдно честному бойцу,

Что носит званье ветерана,

Служить игрушкой царских рук…

Так собирался тайный круг.

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,

У осторожного Ильи.

У них свои бывали сходки.

Они за рюмкой русской водки,

Они за чашею вина

Порой сидели дотемна,

Но не от водки там пьянели:

В тумане споров и легенд

Там замышляли свой конвент;

Им представлялось в буйном хмеле,

Что вольность — юная жена,

И грудь ее обнажена.

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал,

Читал свои ноэли Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал.

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал,

И, цепи рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

Так было над Невою льдистой.

Но там, где ранее весна

Блестит над Каменкой тенистой

И над холмами Тульчина,

Где Витгенштейновы дружины

Днепром подмытые равнины

И степи Буга облегли,

Дела иные уж пошли.

Там Пестель, что с Юшневским вместе

Отряд из Брутов набирал,

Холоднокровный генерал

И Муравьев, апостол мести:

Он, полон дерзости и сил,

Минуты вспышки торопил.

Сначала эти заговоры

Между лафитом и клико

Лишь были дружеские споры,

И не входила глубоко

В сердца мятежная наука.

Все это было только скука,

Веселье молодых умов,

Забавы взрослых шалунов…

Казалось, их союз случайный -

Игра… но дело решено:

Узлы к узлам, к звену звено -

И постепенно сетью тайной

Оплел Россию. В декабре

Наш царь дремал — и вдруг помре.

Когда б вослед за старшим братом

Воссел на троне средний брат,

Чей голос громовым раскатом

Гонял войска на плац-парад,

Когда бы к вящей русской славе

Великий князь в своей Варшаве

Сказал решительное «да» -

Все завернуло б не туда.

Однако князя Константина

Влекла не снежная страна,

А полька, юная жена,

Да полкового карантина

Ружейный запах войсковой…

И он качает головой.

Сенат, безвластья не желая,

Несмелым росчерком пера

На трон возводит Николая -

И мыслит гвардия: пора!

Она любила Константина;

Солдатам, впрочем, все едино -

Что Константин, что Николай,

Когда прикажут — помирай.

Войска на площади Сената

В холодном, пышном декабре

Стояли зябнущим каре,

Подобьем черного квадрата,

И царь, предчувствием тесним,

Слал Милорадовича к ним.

Убив его, Каховский грозный

Ускорил горестный финал.

Когда сгустился дым морозный

И вечер медленно скрывал

Собора будущего остов, -

Уже науськали профостов,

И в туже ночь бунтовщиков

К ответу взяли, как щенков.

Иные не были готовы

Убить законного царя,

Иные сдались, несмотря

На неизбежные оковы, -

И пять безумных, лучших лет

Пропали зря… а впрочем, нет.

С тех пор российские напасти

Воспроизводят тот же ряд:

Приходит время смены власти,

О коем долго говорят;

Желает тайная дружина

На троне видеть Константина,

Хоть говорят, что Константин -

Дундук, мерзавец и кретин;

Он отрекается от трона,

Который занят подлецом

Со злобным, маленьким лицом,

Кривым, как будто от цитрона;

Войска, не чувствуя стыда,

Идут на площадь — и тогда…

В моем магическом кристалле,

Туманном, впрочем, как авось,

Я вижу: вот они восстали -

И вот им нечто удалось.

Переворот в Отчизне милой

Возможен лишь военной силой

И на обед, и на фриштык

В такое время нужен штык.

Хоть я немного знаю вуду,

Как всякий истый Ганнибал, -

Но мне претит кровавый бал,

И я блистать на нем не буду;

Лишь осторожно намекну,

Подобно сказке или сну.

Раз, в октябре багрянолистом,

Все там же, около дворца,

За маленьким авантюристом

Толпа, покорна, как овца,

Пойдет с оружьем наготове

И власть возьмет почти без крови;

Другой же раз, сто лет спустя,

Глазами пылкими блестя,

Она на площади сойдется,

Сплотится некуда тесней,

Причем солдаты будут с ней

Под руководством инородца;

Солдаты будут в большинстве.

Все это сделают в Москве.

Всесильный Он, чье имя страшно,

И я его не назову,

Укажет — «Вот Кутафья башня!» -

И поведет туда Москву…