Еврейские Евангелия. История еврейского Христа - страница 38

стр.

и понес наши боли, и мы думали, он был поражаем, били за Бога и пытали его» [ИС. 53:4].» Мы видим здесь заместительные страдания Мессии и использование Исаии 53 как ключевая идея. Этот мидраш (или очень похожую), который лежит в основе душераздирающего образа, на одной страница в Талмуде — Мессия сидит у ворот Рима среди бедных и тех, кто страдает от болезней и страдает их болезнями. Как мы видим, ни иудаизм, ни евреи никогда не имели единой точки зрения на этот богословский вопрос, и поэтому нет смысла в том, что утверждение, что образ многих страданий и отвержения и презрение Сына Человеческого представляет собой разрыв с иудаизмом или религией Израиля. Действительно, в Евангелиях эти идеи были взяты из Торы (Священного Писания в широком смысле) из самой еврейской экзегетики и мидрашей.[83] Нет какого то христианского (крест) или еврейской (триумфального) понятий Мессии, но только комплекс оспариваемых мессианских идей, общие как у Марка = Иисуса, так и у большинство сообществ евреев. Описание Христа как предсказавшего свои страдания и описание страстей Христовых, никоим образом не противоречит утверждение Мартина Хенгель, что "христианство выросло на еврейской почве".[84] Еврейские Евангелия был искренне и полностью документами еврейско–мессианского движения, и Евангелие есть история еврейского Христа.

ЭПИЛОГ. Еврейское Евангелие

Евреи не редко утверждают, что христианство присвоило себе еврейскую Библию и превратила её в свою книгу для не еврейских целей, тем самым исказив её смысл. Эта книга бросает вызов этим утверждениям двояко. С одной стороны, смысл моей аргументации заключается в том, что христианство не только «украло» Ветхий Завет, но также и Новый, отрывая его, от еврейского контекста и культурного происхождение, из среды еврейских общин Палестины первого столетия и делает покушение на традиции евреев, традиции, которые, как я утверждаю, он (Новый Завет) стремился отстаивать, а не разрушать, традиции, которые придают повествованию богатейшие литературный и герменевтический контекст. С другой стороны, эта книга бросает вызов понятию, что Новый Завет сам по себе присвоение старого. В интерпретации, предлагаемые здесь, Новый Завет уходит глубоко корнями в эпоху второго храма, куда глубже, чем многие себе представляли, даже—и это я подчеркиваю опять же–многие моменты, которые мы считаем наиболее характерные для христианства, отличительные от еврейских: понятие «двойного» Бога — Отца и Сына, понятие Искупителя, который сам будет и Богом, и человеком, и понятие, что этот Искупитель будет страдать и умирать, как часть процесса спасительного действия. По крайней мере, некоторые из этих идей, Отец и Сын Бога и страдания Спасителя, имеют глубокие корни в еврейской Библии, а также, может быть, и среди некоторых из самых древних еврейских представлений о Боге и мире.

Многие, возможно даже большинство, исследователей Нового Завета сегодня утверждают, что самые яркие истории об Иисусе, рассказанные в Евангелиях, что он был Мессией, Сын Человеческий; что он умер и воскрес; и что ему следует поклоняться как Богу–все главные идеи, есть «пророчества после фактов» сделанные ранними последователями Иисуса, которые развил эти идеи в свете его смерти и их его воскресения. Историк во мне восстает против этого мнений. Принимая во внимание даже выдающиеся качества Иисуса — у меня нет никаких сомнений, что он был выдающийся человек — как историческое объяснение — мне кажется маловероятным. Может быть надо было, что бы Иисус был предельно необычен для такого захватывающего рассказа о его божественном бытии и делах, но это вряд ли было бы достаточно. Возможно, его последователи увидели его воскресшим, но, конечно, это должно быть потому, что у них было ожидание такого развития событий, а не события дали повод к повествованию.[Позвольте мне сказать это предельно ясно: я не отрицаю религиозный христианский взгляд на вопросы. Это, конечно, вопрос веры, а не науки. Я отрицал его, как историческое, научное критическое объяснение]

Альтернативное объяснение, какое я здесь дал, кажется, гораздо более вероятным и более исторически достоверным. Люди на протяжении веков говорили, думали и читали о новом царе, сыне Давида, который пришел бы, чтобы искупить их от Селевкидов, а затем от Римского гнета, и они думали, что это будет молодой царь, божественный, на основе размышления над книгой Даниила. Это очень древняя традиция. Поэтому они были подготовлены, чтобы увидеть в Иисусе из Назарета того, кого они ожидали — Мессию, Христа. Его жизнь, его полномочия, и даже его страдания и смерть перед торжеством — все это создано из близких к мидрашу чтении библейских материалов и воплощено в его жизни и смерти. Возвеличивание опыта воскресения его последователями являются продуктом повествования, а не причиной. Это не отрицает творчество со стороны Иисуса или его ранних и поздних последователей, но указывает, что такое творчество убедительно читается только в еврейском текстовом и интертекстуальном мире в эхо–камере еврейского звукового ландшафта первого века.