Еврейские народные сказки. Том I. Сефардские сказки - страница 14
Расцвет литературы на еврейско-испанском, начавшись в XVIII в., достиг своего пика в XIX в., когда на еврейско-испанский стали переводить европейские романы и пьесы. В крупных сефардских общинах на еврейско-испанском печатали газеты и ставили спектакли, причем в этом были задействованы как любительские, так и профессиональные труппы.
Все время, пока сефардские авторы писали на еврейско-испанском — иногда опираясь на традиционные источники, а иногда создавая независимые литературные произведения, устная традиция развивалась тоже на этом языке. На нем рассказывали истории и исполняли песни — дома, в синагогах, на рынках, в кофейнях, вплетая в разговор пословицы. Дети пели свои песенки и тараторили считалки тоже на еврейско-испанском. Устная литература являлась неотъемлемой частью домашней среды, семейных торжеств и еврейских праздников.
Устную традицию на еврейско-испанском за четыреста лет ее существования почти никогда не записывали. Но все же исключения были, и теперь эти записи как маяки отмечают роль устной литературы в повседневной жизни. Первым записанным сефардским народным текстом, сохранившимся полностью, является голландский перевод народной баллады, которую, по рассказам, пел лжемессия Шабтай Цви (1628–1676) в Измире, Турция. По-видимому, баллада была записана в 1667 г., через год после того, как Шабтай Цви принял ислам. Другие тексты фигурируют в рукописном сборнике песен 1683 г., записанных на смеси испанского и португальского, то есть так, как их пели сефарды в Амстердаме. Подобные рукописи появились в восточной части Средиземноморья в начале XVIII в., когда сефарды начали записывать песни в «семейный дневник». И хотя романсы, которые пели сефардские женщины, имеют аналогии с испанскими текстами XVI в., в них отчетливо видно как сохранение традиции, так и ее изменение [2].
Способность устной традиции на протяжении четырехсот лет сохранять мелодии, идиомы, темы и образы — основная черта еврейско-испанской народной литературы, которая привлекла внимание исследователей. Рамон Менендес Пидаль (1869–1968) в конце XIX в. занялся записыванием и анализированием сефардской поэзии. Он обнаружил в балладах и романсах на еврейско-испанском поэтические особенности, которые были характерны для средневековых испанских баллад и которые исчезли из испанского фольклора в XIX в., но сохранились в поэзии сефардов, изгнанных из Испании в конце XV в. Его работа заложила основу для всех современных исследований еврейско-испанской поэзии [3].
В это же время появились первые исследования сефардских пословиц. У их истоков стояли Мейер Кайзерлинг (1829–1905) и Раймонд Р. Фульше-Дельбоск (1864–1929). Они записывали пословицы, которые употребляли сефарды в Сербии, Болгарии, Турции и Греции, а потом опубликовали их в сборнике [4]. Другие сборники и научные работы не заставили себя ждать. Первые исследователи предполагали (и это косвенно подтвердили современные изыскания), что у сефардов пословицами пользовались большей частью женщины — ведь это был способ прокомментировать поведение окружающих, не сообщая им свое мнение напрямую.
Однако на сефардские сказки исследователи долго не обращали внимания, а обратив наконец, занимались ими вяло, поскольку им недоставало четкой научной либо идеологической цели и централизованной институциональной или общинной поддержки. Макс Леопольд Вагнер (1880–1962), позже ставший ученым с мировым именем, изучавшим сардинский диалект итальянского языка, первым начал записывать сказки на еврейско-испанском от константинопольских евреев [5]. Примерно в то же время Вальтер Шиллер записал сефардскую версию «Вдовьего хлеба» (см. сказку 51 «Старуха и ветер», наст. т.) и позднее опубликовал ее в переводе на немецкий [6]. Доктор Макс Грюнвальд (1871–1953), который всю жизнь интересовался еврейско-испанским языком и фольклором, после Первой мировой войны записал в Вене 150 сефардских сказок. Его записи были утеряны, сохранился только их краткий перевод на немецкий, 70 из этих 150 сказок были спустя шестьдесят лет опубликованы на иврите [