Европа - страница 46
Он задумался. Она почувствовала, что он сейчас улизнет, по-кошачьи ловко и неслышно.
— Эрика, у меня очень сложные отношения с удачей… с новыми возможностями счастья. Мне пятьдесят один год…
Она встала.
— Все. На этот раз я правда ухожу… Вы слышали, что значит обуржуазиться? Это значит считать свои годы, как золотые в своих сундуках… Пятьдесят? Этот аккуратно копившийся небольшой капиталец, который дает вам наконец возможность почувствовать себя защищенным, ограждая от всяких метаний сердца… Так?
Он уже трясся от смеха, взбалтывая вино в своем бокале.
— Я еще не приступал к такой серьезной оценке своей жизни. Садитесь, пожалуйста.
— Мне противен этот разговор, вы, жалкий карьерист. Вы слишком скользкий. Ваш стиль — это искусство скрываться. А стиль — это человек, так, кажется? А у вас — это способ отделаться, табличка, вывешенная на дверь: «Просьба не беспокоить…»
— Что ж, давайте о стиле…
— О, нет!
— Отчего же? Есть люди, которые за это умирают. Не думаю, чтобы существовала какая-нибудь этика, достойная человека, который представлял бы собой не что иное, как воплощенный в жизнь эстетический идеал, ради которого жертвуют и самой жизнью…
Она схватила со стола сумочку и ринулась к выходу, оставляя его наедине с собственным малодушием. Правда была в том, что он не любил ее, но всячески оберегал, потому что ему, видите ли, сказали, что у нее слабые нервы. В тесном лифте, поднимавшемся всего лишь на высоту одного этажа ресторана, — нечто вроде бонбоньерки, обитой шелком, с лифтером, одетым пажом, — она разрыдалась, и это стоило ей трех тысяч лир чаевых — единственный способ выбраться из этой истории с видимостью достоинства.
XXII
Эрика жила в то время в небольшой квартирке на улице Гинмер, напротив Люксембургского сада. Она на целую неделю заперлась у себя, позвонив перед тем матери, чтобы узнать, все ли в порядке. Все было в порядке. Ma была на седьмом небе. Она обнаружила где-то на улице Ла Боэси игорный клуб, который открылся совсем недавно и где ее хорошо приняли, несмотря на присутствие двух смотрителей, которые знали ее еще по Довилю, но они закрывали перед ней двери на протяжении столь долгих лет, что в конце концов сделались ее друзьями. Игроки все время толпились вокруг ее кресла на колесиках и ставили на те же числа, что и она, из тех соображений, что такому несчастному человеку непременно должно было повезти.
— К тому же я все больше начинаю походить на старую колдунью, и это, должно быть, также внушает им доверие. Меня теперь знают как «предсказательницу будущего» с улицы Фазандери. Больше никаких «ясновидящих», это, знаешь, смахивает на какую-то сказочную фею. Нет, теперь все серьезно: как ни странно, неоценимую услугу окажет мне собственная моя инвалидность — я сейчас как раз достигла той степени уродства, которая наталкивает на мысль о родстве с самой Судьбой…
— Ну, что ты, мама!
— Ты читала «Пиковую даму» Пушкина? Замечательная опера… Да-да, старая сводня, которая, пачками поставляя новых Маргарит Фаустам, всегда готовым платить по счетам, сыскала тем самым благосклонность самого Дьявола, а любой игрок знает, что Силы Зла могут указать вам выигрышный номер, тогда как от Добродетели этого ждать не приходится… Я смела все подчистую в баккара, причем не один раз, а три дня подряд. Пюци сможет наконец обновить свой гардероб. Бедный, с тех пор, как нас перестали приглашать в Англию, — ты слышала, что старый лорд Саммерсет скончался? — он уже не знает, какому портному довериться…
Эрика повесила трубку. Да, все было в порядке.
Она выходила теперь только за продуктами. Она не могла бы точно сказать, как долго оставалась в этом добровольном заключении. Она подумала, что произошла ошибка, когда посыльный от Кардена доставил ей коробку, в которой находилось бальное платье, все сверкающее блестками, рукава которого распахнулись перед ней, как черные крылья, рассеченные серыми полосами. На карточке кутюрье значилось: «Ваш заказ от…». Она не помнила, чтобы заказывала это платье. Она подумала, что это мог быть очередной подарок Дантеса, но служащий не уходил, он ждал чека… Она позвонила в магазин, и там сказали, что она сама приходила и лично выбрала платье за десять дней до этого…