Европа в средние века - страница 11

стр.

Рауль Глабер, «Истории».

Инвектива против священников и епископов.[1]

Бывший монах, он получил епархию. Еще бледный и исхудалый из-за поста, но пожрав одну за другою шесть знатных рыбин и поглощая за каждым пиром огромную щуку, он к концу двух лет, как голодавший кабан, оброс жиром. Когда-то довольствовавшийся водой из монастырского источника, ныне он разводит такой потоп крепких вин, что его уносят в постель на руках пьяным. А потом вы увидите, как тысячами тысяч стекаются его родичи, его племянники, заявляя: я родственник епископа, я член его семьи. И епископ делает того каноником, а этого казначеем. А те, кто нес долгую службу, теряют плод своего труда. Жалкий лицемер, которого вы избрали и который получил почести, не заслужив их, сперва прикидывался добрым и кротким. Перед всеми склоняет он выю, готовый дать, что у него попросят. Но едва истекло два года, как он показал себя суровым и жестоким к своим подчиненным. Он прижимает их, преследуя тяжбами, или, удаляясь в свои поместья, он в уединении тайком поглощает мяса, запрещенные уставом. А когда побуждает его нечистое желание, он велит привести отрока, сына рыцаря... Так беспутство вашего избранника, его надменность, скупость, его невежество и глупость являют всю силу вашего безумия. Да будет в грядущем огражден Бове от такого срама!»

Приписывается Гуго Орлеанскому или Примасу (род. ок. 1095), сочинено ок. 1144-1145.

Д'Эбль, граф де Руси, 1102 год.

Растрачивая имущество почтенной церкви Реймса и примыкающих к ней храмов, могущественный и сумасбродный барон Эбль де Руси и сын его Гишар дали волю самой необузданной и губительной тирании. Его усердие в военном ремесле (а высокомерие его было столь непомерно, что он отправился в Испанию во главе армии, численность которой подобала лишь королю) могло сравниться лишь с его непомерной алчностью, толкавшей его на путь грабежей, бесчинств и всевозможных злодеяний.

На этого могущественного преступника сеньору королю Филиппу поступила добрая сотня жалобных грамот; две или три из них в конце концов дошли до его [короля] сына; тот призвал и собрал небольшое войско из примерно семи сотен рыцарей — самых родовитых и могучих французских баронов; во главе его он направился к Реймсу; в ходе активной кампании, длившейся почти два месяца, он покарал разбойников, грабивших церкви, опустошил земли означенного тирана и его сообщников, выжег их огнем и отдал на разграбление. Справедливое возмездие! Грабители были ограблены, а палачи сами подвергнуты были еще более жестоким пыткам. И так велик был пыл сира [Людовика], пока он пребывал там, что они с трудом прекратили — а если не считать субботних и воскресных дней, то они вовсе и не прекратили — либо, сжимая в руке меч или копье, искать встречи с противником, либо опустошать [его] поля, мстя за нанесенные оскорбления.

«Эта война велась не только против графа д'Эбль, но также против всех соседних баронов, которые вместе с их родственниками — крупными лотарингскими баронами составляли весьма многочисленный ост.»

Сюжер (1089 —1151) «Жизнеописание Людовика Толстого.»

Письмо Аэльреда де Риэльво, цистерцианского аббата, аббату Фаунтинского аббатства (Fountain's abbey), 1160 год.

Одна монахиня, принадлежавшая к ордену Джильберта Семпрингемского, из Уоттонского монастыря согрешила с каноником. Когда ее беременность обнаружилась, ее бросили в темницу и заковали в цепи. Затем привели ее сообщника... Несколько монахинь, исполненных благочестивого рвения, но не мудрости, желая отомстить за оскорбление, которое потерпела их девственность, тут же попросили братьев передать им на короткое время молодого человека, как бы для того, чтобы вынудить его раскрыть какую-то тайну. Они схватили его, повалили на землю и так удерживали. Та же, что явилась причиной всех бедствий, [монахиня] была приведена как бы затем, чтобы увидеть это; в ее руки вложили орудие наказания и принудили помимо ее воли собственными руками оскопить сообщника своего преступления. Когда это было сделано, одна из тех, что держали несчастного, схватила части плоти, которой он только что был лишен, и затолкала в уста преступницы, мгновенно обагрившиеся кровью.»