Европад - страница 13

Думал за два дня управиться, застрял на неделю. Вроде компьютеров понаставили, стиль же работы мало изменился с советских времен. Каждый чиновник норовит отпихнуться: «Приходите завтра… Через неделю… Николай Петрович в командировке… Маргарита Витальевна в отпуске… Сначала надо вопрос обсудить на совете директоров…»

Законы? Дмитрий знал, что законы здесь как антибиотики: после водки не действуют… «Бывали хуже времена, но не было подлей». Спиртное лилось рекой. Пить и говорить никого не надо было учить. Что делать? Надо играть по местным правилам. «Законы святы, но исполнители — лихие супостаты». Если дело совсем стопорилось, Дмитрий лез в карман. Здорово помогало. Больные выздоравливали, мертвые воскресали. Зеленые легкими воробушками выпархивали из бумажника, навстречу из столов и сейфов трепыхались необходимые справки и документы…

В первый же вечер Дмитрий встретился со своим старым другом. К Грише присохло прозвище, на которое он откликался привычнее, чем на паспортное имя, — Хитрый-Мудрый. Наверное, оно ему льстило. Но все знали, что нет более непрактичного и не приспособленного к жизни человека, чем Гриша. Брел по жизни, в джунглях современной России, такой наивный и простодушный, что иногда оторопь брала. Впрочем, многие считали его изощренным хитрецом. С мудростью дело обстояло проще. Тысячи прочитанных книг и безотказная память делали Гришу экспертом во многих сложных делах. Да и профессия, все еще редкая для России — то ли психолог, то ли психоаналитик, — добавила знания людей и сделала своим в разных кругах.

— Укатали сивку крутые маньки, — вздохнул Гриша, услышав рассказ Дмитрия. «Что он имеет в виду: деньги, подруг Алекса? — шевельнулось в мозгу у Дмитрия. — Водка — дрянь, хоть и Ливиз!»

Гриша, допив стакан, стал набирать номер за номером. Его грузное тело свисало, как тесто, с тонконогой табуретки. Чудище о шести ногах, которое сложилось вдвое. Бороду пристроило на животе. Что-то бубнило на полупонятной фене. Дмитрий улавливал только отдельные фразы. Среди них — Гришины наставления:

— Ты не лезь, как баба на корч, передай куму, что срок у него пять дней. Раньше узнает — кредит получит. На всю зиму.

У Дмитрия все уже плыло перед глазами. Пиджак, как неродной, казалось, присох к батарее, галстук болтался на телефонном проводе. «Где туфли?» — вопрос представился таким важным, что Дмитрий пошел их разыскивать. Нашлись в туалете. «Самоходы, что ли?»

— Гриш! Я не могу ждать до весны. Ты свою шпану быстрей на дело поставь…

— Совсем ты от нашей жизни отстал! Приличного пития в твоей Юэсэе нету? Не вались под стол. Это мое место. Помнишь, у какого-то философа, забыл, как имя: «Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только для себя, кому нужен я?» Гилель, был такой, ты прав. Не грусти. Команду я дал, чтобы в пять дней Мерин все собрал об Алексе. Он постарается — я ему целую зиму яйца чесать на холяву стану.

Гриша заварил чифиря, влил в Дмитрия. Грянули еще по стопарику. Сделались будто хрустальные.

— Хорошо-то как! У нас в квартире! Полный порядок! Почему в мире не так? Что происходит? Может, хоть ты что-нибудь понимаешь?

— Что тут понимать? Все путем. Все идет, как надо… Больше юмора, меньше благонадежности.

— О чем ты говоришь? Ведь это война! Неужели мир так глуп, и мы стоим перед концом света?

— Прямо перед концом! Столько уГРОЗ — и ни одной ГРОЗы всерьез! — Гриша зло подхихикнул, гримаса показывала степень его презрения к этому миру. И продолжил: — Не думай, что твоя зубная боль так уж важна для человечества. Ad extra.

— При чем тут зубная боль? Тысячи людей погибли! Какие башни рухнули!

— Конечно, людей жаль. И труда много погибло. Но никогда еще человеческая жизнь не стоила так дешево. Это понятно. Никогда такие полчища двуногих не бродили по земле. Начинают сбываться мрачные прогнозы старого Мальтуса. Новые и новые миллионы людей и людишек выползают на белый свет в разных уголках мира. Индия и Китай, Южная Америка и Африка. Ужасной была Вторая мировая. Только Россия потеряла то ли двадцать, то ли тридцать миллионов. Как считать… Но что значат эти цифры рядом с приростом арабского мира! Я уж не говорю про Индию и Китай, про Южную Америку. «Род проходит, и род приходит, а Земля пребывает вовеки». В середине двадцатого века на Земле обитало два миллиарда человек. Сегодня — шесть! Шесть! И конца этому не видно.