Европеец - страница 19
С бешенством требовал граф Зигмунд изъяснения и назвал того собакою и подлым доносчиком, кто не скажет всего, что на сердце. «Так знай же, — отвечали завистники, — что не долго жила дома скромно и тихо Мария твоя, а куда она ездила и с кем, спроси у того, кто провожал ее».
Ярость закипела в сердце Зигмунда, он схватил нож и хотел вонзить в грудь жены своей, но Мария убежала и затворилась в своей комнате. Рыцари удерживали графа и уговаривали, чтоб он не казнил жены своей; и пока они старались увещевать его, вдруг вошел в комнату чернец с арфой своей за плечами — и вскричал граф от радости и от горького чувства несчастия: смотрите, братья, други мои! вот тот добрый чернец, кому я обязан свободою! Добро пожаловать, чернец святый! — Чем угощу я тебя! — Чем могу наградить?
— Награди меня любовью! — отвечал чернец и снял маску, и увидел Зигмунд Марию свою!
Вне себя от умиления плакал Зигмунд, обнимая верную жену свою, и не мог опомниться, а рыцари подняли к небу полные кубки и единодушно возгласили: «Да здравствует верная жена, Мария!»
Г. Ф. Вехтер
VII. Екатерине Александровне Свербеевой
И. Языков
VIII. Ау!
Я. Языков
IX. Отрывки из письма Гейне о парижской картинной выставке 1831 года
Гораций Вернет[1] также украсил выставку нынешнего года своими драгоценными рубинами. Превосходнейшая из выставленных им картин есть Иудифь, готовая убить Олоферна