Европеец - страница 31
Нет сомнения, что в этой песенке много красот, которые обнаруживают истинный талант. Однако, не во гнев Менцелю, многие стихи в ней доказывают еще незрелость и неопытность дарования. Так, напр., слово Virtuosen здесь не настоящее. Стих: Zittert und bewegt sich nicht, представляет двойной смысл; т. е. Zittert nicht und bewegt sich nicht11*, или: Zittert nur, aber bewegt sich nicht12* Кроме того, многие стихи слабы, а конец слишком обыкновенен. Но Мендель между своими похвалами не упоминает о других недостатках, кроме дурных рифм, следовательно, мы в нраве заключить, что его рецензия писана пристрастно, и хотя много можем ожидать от Пфицера, но не во всем поверить на слово его рецензенту.
b) Северно-американский сенат
Вашингтон избрали как самое приличное место для американского сената. Палата представителей очень во многом не сходна с английским нижним парламентом: не только в архитектуре и украшениях, но и в самом ходе дела. Члены нижнего парламента стеснены в старинной, длинной зале, где, однако же, голос говорящего явственно слышен, когда он несколько возвышается над обыкновенным разговорным тоном. Скамьи уставлены рядами, возвышающимися один над другим; посетители сжаты в маленькой, узкой галерее.
Вашингтонская палата представителей, напротив того, великолепная полукружная зала 96 футов в ширину и 40 футов в высоту. Вдоль по ее полукругу стоят четырнадцать мраморных колонн, доходящих до самого потолочного свода и под капителями красиво убранных фестонами из красной камки. Галерея для публики возвышена около 20 футов над полом залы и занимает пространство за колоннами. Внизу, в середине залы, сидит оратор, от кресел которого семь ходов в виде лучей ведут к окружности, а представители одноцентральными полукружиями сидят против оратора — так, что все вместе похоже на половину паутинного круга. Все члены сидят на красных, мягких креслах, а перед ними письменные столы с перьями, бумагой и выдвижными ящиками, от которых у них ключи.
Эта красивая зала, или лучше сказать, этот амфитеатр неудобен для говорящих. Если б это действительно был театр и если бы зрители сидели на местах членов, а актеры не находились бы в коридоре или в пустом пространстве за оратором, то все было бы хорошо, потому что голос оратора всегда слышен очень явственно. Но когда захочет говорить член палаты, то это ему всегда стоит труда. Я говорил с одним из них об этом недостатке, и он признался, что в этом случае польза принесена в жертву красоте; «но вы согласитесь, — прибавил он, — что эта ошибка не часто повторяется в Америке».
В этой зале всегда царствуют порядок и приличие — не кашляют, не смеются, не кричат: «Слушайте! Слушайте!» (hear! hear!). Всякий член конгресса может говорить сколько захочет, без перерыва; но я не могу сказать, чтобы все, что там говорится, выслушано было со вниманием; там говорят между собою, пишут письма, отсылают их, шумят бесчисленными листами газет, которыми наводнена палата, запирают и отпирают ящики письменных столов или ходят взад и вперед между рядами кресел. Несколько расторопных мальчиков беспрестанно бегают взад и вперед либо с пуками бумаг, либо с записками к оратору, либо от одного члена к другому. Если кто-нибудь встает с намерением говорить долго, один из этих маленьких Меркуриев[1] тотчас бежит за стаканом воды и ставит его подле говорящего.
Широкий ход окружает подножия колонн, между которыми стоят покойные диваны, где члены палаты или посетители, получившие вход от оратора, могут отдыхать по произволу. Дамам запрещен вход в самую залу, а позволено было только в галерее. Посланникам и другим иностранцам назначается очень хорошее место за креслами оратора; там же находятся места и для тех, которые сообщают газетам известия о прениях.