Эйзенхауэр - страница 63

Через много лет, когда Дуайта уже не было в живых, Кей, у которой обнаружили неизлечимую злокачественную опухоль, продиктовала воспоминания, в которых рассказала, что у нее с Дуайтом на протяжении нескольких лет была «любовная история»^>{259}.

Поскольку не только «желтая» пресса, но и солидные американские газеты часто публиковали фотографии Кей вместе с Дуайтом (обьино в группе военных, но иногда и вдвоем), у Мейми были все основания для ревности и дурного настроения, приведшего к депрессии.

Ее раздражали любые мелочи. Узнав, что некие высокопоставленные чиновники, побывавшие то ли с ревизией, то ли, скорее, с экскурсионной целью в штаб-квартире Эйзенхауэра, привезли женам подарки, Мейми разразилась гневным письмом, в котором упрекала мужа, что он не купил ей ни одного платья, кожаной сумки или хотя бы шарфа. Дуайт должен был оправдываться. Правда, на этот раз в оправданиях явно чувствовалось раздражение: «Возможно, тебе трудно понять, что я не могу уделять время походам по магазинам, как это делают многие другие». Он добавлял, что вообще позабыл, что такое магазин, так как не был в нем более года^>{260}.

Переутомление и вызванное целым рядом обстоятельств дурное настроение стали причиной ухудшения здоровья Эйзенхауэра. Ему недавно пошел шестой десяток, но чувствовал он себя не моложе своего возраста, как было всего пару лет назад, а значительно старше. 10 августа 1943 года Дуайт предстал перед медицинской комиссией, которую командный состав американской армии обязан был проходить регулярно, обычно раз в год.

На сей раз у него нашли признаки крайнего переутомления и сильно повышенное кровяное давление. Медицинское предписание было категорическим: не менее недели полного отдыха, преимущественно в постели. Пользуясь своими правами главнокомандующего, Эйзенхауэр сократил отдых до двух дней, причем не в постели, а за письменным столом. Он просто не мог позволить себе отвлечься от дел, так как впереди была новая ответственная кампания: 17 июля было принято решение о вторжении на материковую территорию Италии. Операция получила название «Аваланч» («Лавина»).

Девятнадцатого июля был совершен массированный авианалет на Рим. Воздушная атака была по приказу Эйзенхауэра организована так, чтобы не повредить Ватикан и основные памятники архитектуры. Налет дал неожиданный результат: первой же бомбежки оказалось достаточно, чтобы произошел государственный переворот. 24 июля собрался много лет не созывавшийся Большой фашистский совет. Муссолини выступил с докладом о положении в стране и на фронте. Один из лидеров оппозиции Дино Гранди предложил передать командование вооруженными силами королю и предоставить ему «высшую инициативу в принятии решений». За принятие этой резолюции голосовало 19 членов совета, против — семь. 25 июля Муссолини арестовали. Вечером было передано по радио сообщение о его отставке и назначении премьер-министром маршала П. Бадольо. Затем выступил сам Бадольо, заявивший, что Италия «остается верной своим обязательствам и следует вековым традициям». Вооруженным силам был отдан приказ «продолжать войну в союзе с Германией».

Эйзенхауэр, как и главы союзных держав, понимал, что это заявление было маскировкой, чтобы не допустить германского вторжения в Италию и вступить в тайные переговоры с союзниками. Бадольо, однако, колебался, принимать ли выдвинутое требование о безоговорочной капитуляции, на чем настаивали Черчилль и Рузвельт.

Тем временем германские войска под командованием фельдмаршала Альберта Кессельринга сразу после известия об аресте Муссолини стали быстро продвигаться вглубь Италии.

Союзникам необходимо было действовать без промедления. В день падения Муссолини Г. Макмиллан нашел Дуайта «в состоянии крайнего волнения и полным планов и идей по поводу использования сложившейся ситуации»^>{261}. Наилучшим вариантом ему, так и не научившемуся лицемерным нормам высокой политики, представлялось вторжение, прикрытое фиктивным соглашением с Бадольо, дававшим возможность предотвратить сопротивление итальянской армии.

Но Бадольо был видным фашистом, и соглашение с ним никак не вписывалось в принцип безоговорочной капитуляции. Вопреки ожиданиям Эйзенхауэра Черчилль и Рузвельт колебались, а немцы приближались к итальянской столице, даже сняв для этого две танковые дивизии с Восточного фронта. Шли недели, а главы союзных государств всё никак не могли договориться об условиях перемирия с Италией. Они не соглашались на сохранение в Италии Савойской династии и Бадольо на посту премьер-министра, на чем настаивали итальянцы, передав эти требования через тайных посредников, которые встретились с представителями Эйзенхауэра в столице Португалии Лиссабоне.