Фабий Байл. Прародитель - страница 10

— О, как я мечтал об этом! — сказал он. Гландовые ищейки отошли, не желая встревать между ними. Олеандр не обращал на них внимания. Какими бы яростными воинами эти смертные ни были, силы были неравны, и они это понимали. — Тебя давно следовало проучить, Пожиратель Миров.

Арриан сделал шаг назад и раскинул руки в стороны.

— Так вперед, брат. Атакуй, раз я того заслуживаю.

Олеандр прыгнул. Их клинки встретились, разошлись и встретились опять. Меняя хват меча, Олеандр крутился, прыгал и делал новые выпады. Ему нравилось считать себя мечником, но он понимал, что уровень у него в лучшем случае удовлетворительный. Увы, среди воинов Третьего была распространена подобная претенциозность. Все хотели быть Люцием — смертоносным сочетанием формы и мастерства.

Апотекарские познания Олеандра давали ему преимущество в большей части дуэлей: он прекрасно знал, куда надо атаковать, чтобы искалечить или убить. Многие воины о таких местах даже не знали.

Но Арриан тоже знал эти места. И он лучше владел мечом. К тому моменту он достал второй фалькс и ударил мечами друг об друга.

— Давно у меня не было возможности попрактиковаться на ком-либо кроме мутантов, — сказал он. — Полагаю, мне следует тебя поблагодарить.

Олеандр оскалился и шагнул вперед, со свистом рассекая мечом воздух. Арриан заблокировал удар обоими клинками и вынудил его опустить меч.

— Помнишь, как мы сражались за право помогать ему, апотекарий Олеандр? До первой крови, ибо мы знали, как ценны. Но твоя ценность сильно снизилась. — Он не давал Олеандру поднять меч, прижав оружие к полу, и прежде, чем тот успел его высвободить, бросился вперед. Их головы столкнулись, и Олеандр выпустил меч.

Он отшатнулся. Что-то ударило его по ногам сзади. И без того потеряв равновесие, он упал на колено, и к яремной вене прижалось острие клинка. Игори смотрела на него сверху вниз. Он замахнулся для удара, и она отступила, убирая нож от его горла. Он заставил себя подняться, собираясь наброситься на нее, но Арриан помешал ему, ногой отбросив к нему его меч.

— Подними его, — сказал Пожиратель Миров, — Сперва мы закончим, а потом уже будешь искать новых противников.

Олеандр помедлил, но наклонился за мечом. Когда он выпрямился, встроенный в стену вокс-передатчик вдруг с треском ожил.

— Утихомирьтесь. Арриан, убери оружие. Игори, отойди. Вот умница! Я долго ждал нашего гостя и не намерен больше откладывать воссоединение. Апотекарий Арриан… собери всех в аудиториуме. Уверен, им будет интересно услышать, что побудило нашего блудного брата вернуться.

Голос из вокса принадлежал бывшему главному апотекарию и капитану-лейтенанту Детей Императора. Воину, известному также как Прародитель, Владыка Клонов и Свежеватель. Воину, которого Олеандр Кох когда-то называл своим повелителем…

Фабию Байлу.

Святилище Фабия Байла было местом чудес и ужасов. Оно занимало самое большое помещение во дворце, до отказа заполненное механизмами жизни и смерти. Высокие потолки скрывались под гофрами и искрящимися проводами. Связки кабелей свисали, как лианы в джунглях, тянулись через весь зал или вились по полу. В альковах стояли встроенные боевые сервиторы с гироскопической платформой вместо ног. Когда Олеандр проходил мимо, они взводили оружие и провожали его мертвым взглядом.

В некоторых местах в древних стенах проделали дыры, чтобы пустить силовые кабели, кровяные насосы и питающие трубки. С несущих колонн и скоб на стенах тускло мигали люминесцентные лампы, освещая резервуары, где в питательном составе плавали скопления неживой ткани для исследований. Мутные глаза бездумно моргали из переплетения оптических нервов, а новорожденные сердца свисали со жгутов из мышц и вен, как фрукты с изогнутых веток. В воздухе воняло антисептиком, и где-то вокс играл бойкую мелодию, добавляющую залу ужасов жуткости. Произведение Кински, немного скрипучее от времени.

Мощные холодильные установки вдоль стен изрыгали в зал морозный туман, лишая воздух тепла и скрывая неопределенного вида существ, которые шумно бегали по полу, негромко тараторя что-то непонятное. По всему залу были расставлены вокс- и пикт-камеры; они записывали все, что здесь происходило, и передавали записи на стоящие тут и там экраны, явно откуда-то позаимствованные. Олеандру предстало собственное изображение под сотней различных углов, но со всеми было что-то не так. Недоразвитых пробирочников тут было больше: они сновали по залу и бормотали что-то друг другу, подготавливая гигантскую коллекцию сырья, которая заполняла все свободное пространство.