Фабрика лжи - страница 47
Критика со стороны Хейли отмеченных негативных или по меньшей мере двусмысленных факторов современной американской жизни безусловно содержала в себе рациональное зерно и сообщала его произведению определенную разоблачительную силу. Однако так же, как и в «Менялах», эта критика выражала взгляды консервативных кругов, которые на рубеже 70—80-х гг. все чаще поднимали вопрос против того, что, по их словам, относится к «издержкам демократического процесса». Само слово «перегрузка», вынесенное в заголовок романа, получало расширительное значение. Это не просто вызванное нехваткой энергии перенапряжение электрической сети, но и «чрезмерная» нагрузка на американские общественные институты, «избыточность» демократии, приводящая к разгулу прессы и уличных демонстраций, слишком мягкой судебной системе, неповоротливости административных органов, а также к экономическому застою. Пафос романа Хейли — в предостережении против нежелательных, с его точки зрения, тенденций современного развития, и активно проводимая им защита «имиджа» капиталистического предпринимательства была одним из признаков очередной активизации в «массовой беллетристике» США охранительных, конформистских тенденций.
Сам Хейли остался верен этим принципам и в своем следующем романе «Сильнодействующее лекарство» (1984), рассказав в нем историю современной Золушки, по имени Селия Джордан, которая исключительно благодаря личным качествам прошла путь от помощницы провизора из захудалой аптеки до руководителя крупнейшей фармацевтической фирмы. В сезоне 1984–1985 гг. «Сильнодействующее лекарство» имело определенный читательский успех, но в еще большей степени симпатии консервативной Америки были отданы другому, аналогичному по своим идейным установкам произведению — едва ли не самому пространному по объему и длительному по срокам написания во всей современной издательской практике. Насчитывавший 1176 страниц роман Хелен Гувер Сантмейер «И леди нашего клуба» находился в работе свыше полустолетия, и к моменту публикации книги массовым тиражом поздней весной 1984 г. ее автору исполнилось 89 лет.
Выход в свет произведения, которое не столько художественным умением, сколько числом страниц, утверждало «истинно американские ценности», явился дополнительным аккордом в провозглашенной правительством и поддержанной значительной частью общественности доктрине «нового патриотизма». Задуманный как полемический ответ на знаменитую «Главную улицу» С. Льюиса, опубликованную еще в 1920 году, роман X. Сантмейер охватывал почти три четверти века американской истории, начиная с первых лет по завершении Гражданской войны между Севером и Югом. Как и ее предшественник, писательница стремилась показать Соединенные Штаты «изнутри», в преломлении через мысли, чувства и настроения американских женщин, принадлежащих к «среднему классу». В 18 лет две замужние дамы Энн Александр и Салли Кокрен становятся членами женского клуба в городке Уэйнсборо, штат Огайо, и пребывают в этом качестве на протяжении долгих десятилетий. Рассказ о деятельности клуба, ставящего своей целью, подобно тысячам таких же заведений, «поддержание тонуса интеллектуальной и культурной жизни» города, составляет основное содержание неспешно развертывающегося повествования.
Своим идеологическим пафосом книга Сантмейер во многом близка знакомому нашим читателям роману М. Митчел «Унесенные ветром»: вот какой была «наша Америка», которую мы в значительной мере утратили, словно хочет сказать автор. Страницы произведения порой напоминают чуть ли не каталог, информирующий о том, как одевались и чем интересовались американцы в «прежние времена», что представляли собой их жилища, праздники, школы, религия, их общественная жизнь, которой сопутствовали не менее воинствующие, чем сегодня движение феминисток, борьба с неграмотностью и алкоголизмом. Немаловажным для героинь книги был и собственно духовный аспект; так, предметом обсуждения на регулярных встречах в клубе становились, помимо обязательных Библии и Шекспира, исторические сочинения Геродота и Фукидида, философия Марка Аврелия, а также сверхсовременная для того времени и чуть ли не «сомнительная» поэзия Роберта Браунинга.