Face control - страница 34
Всюду, куда ни бросишь взгляд, пожилые люди. Гуляющие по набережной, сидящие в барах и кафе, подъезжающие к теннисным кортам на маленьких автомобильчиках, облаченные в свободные белые одежды. Наверное, это и есть счастливое увядание. Во всяком случае, я хотела бы встретить закат своих дней именно так». Я тогда не согласился, отрицая старость как таковую. Сказал, что желаю прожить полно, но быстро и убраться в могилу в возрасте 40–45 лет. И вот в последнее время странно близко стал чувствовать ход времени, ощущать свой возраст. Еще двадцать лет для меня слишком мало. Наверное, в каждом из нас заложено желание прожить как можно дольше. От этого – витаминные комплексы, попытки быть умеренным в еде и даже, вялый пока, интерес к спорту. Возвращаясь к одиозной фигуре моей бабки, отмечаю, что, как ни стараюсь, не могу перебороть в себе потоки максималистского негатива. На пятнадцатой минуте плотного общения всякий раз чувствую, что если она не заткнется, я выйду из себя и, с преступным блаженством, запеку ее седую башку в духовке.
11:00. Я завтракаю в компании описанной выше пейзанки. Пейзанки, оговорюсь, прошедшей длительную муштру во всевозможных гарнизонах и позже, по достижении дедом генеральского чина и определенного статуса, в среде московской знати.
– Давай я тебе оладушки испеку, – бабушка наклоняется так близко, что ее неприятное дыхание заставляет меня отпрянуть.
– Нет-нет, спасибо, – я невольно представляю, как ее грязные кривые пальцы снимают со сковородки плохо пропеченные лепешки. «Ну и свинья же я», – думается мне.
– Налить тебе чаю или кофе?
– Я сам, бабуля, сам.
– Твой дед тоже всегда все делал сам, никогда не давал о себе позаботиться, только в конце, уже перед смертью…
Вот о ком я храню только теплые воспоминания. Дед скончался, когда мне было тринадцать, и я не так много помню. Человек он был крайне талантливый: помимо быстрого карьерного роста, которому помешала только ишемическая болезнь сердца, он, неожиданно для советского офицера, писал стихи и новеллы, сочинял музыку и виртуозно музицировал, прекрасно рисовал. Он был весельчаком, мой дед. Когда он входил в дом, все домочадцы бежали к нему с объятьями, его все любили. Думаю, что человеком он был не злым, не коварным, не лелеял в голове темных замыслов. Интересно, кто еще в нашей семье настолько чист? Возможно, я изрядно идеализирую его образ, но приятно, что он остался в моей памяти именно таким. Я помню, как мы с ним гуляли по окрестностям Мосфильмовской улицы: белокурый неуклюжий карапуз, похожий на девочку, и мой дед – элегантный загорелый мужчина, стройный, с коротко стриженными волосами, тронутыми благородной сединой. Он одет в аккуратный костюм, белую рубашку с галстуком, короткое модное пальто, пижонского вида шляпу и обязательные лайковые перчатки. Я любил слушать его рассказы о странах, в которых он побывал, о знаменитых людях, с которыми встречался, о том, как попал в плен, как бежал из него, воевал в Финляндии и в Испании и о многом, многом другом. Незадолго до его кончины я пошел в туалет, чтобы облегчиться, и не заперся. Дедушка, не зная, что я там, открыл дверь, и я закричал на него от неожиданности и легкого испуга. Дед, изможденный смертельной болезнью, молча повернулся и ушел в свою комнату. Наверное, это самое неприятное воспоминание моего детства, моя вина. Все остальное, что всплывает перед мысленным взором, – случайно разбитая витрина, издевательства над слабым одноклассником, воровство денег из кошелька учительницы – мне кажется ерундой, смешными каплями моего начала. За случай же с дедом мне действительно нехорошо; не стыдно, нет, просто до отчаянья плохо.
С другой стороны, если попы правы и там, наверху, что-то есть, то я со своим дедом еще встречусь и попрошу у него прощения. Если же ничего, кроме этой несчастной жизни на земле, не существует и все мы после смерти обращаемся в гумус, то и мое раскаянье не имеет особого значения.
21
5 ноября, пятница
11:00. Как всегда по пятницам, торчу на совещании отдела продаж. Погода за окном настолько отвратительная, что хочется забыть о том, что она вообще существует. Настроение нервное, голова занята далекими от работы мыслями. Они бегут по гаревым дорожкам моего мозга, обгоняя друг друга, случайно сталкиваясь, сбиваясь в кучу и разбегаясь. Больше всего меня занимает посещение родителей моей жены. Побочные мысли примерно таковы: