Фацеции - страница 8

Поджо твердо стоит на республиканской точке зрения. Против монархического принципа он мечет громы в трактате "De infelicitat principum", в письме к Филиппо Мария Висконти он восхваляет республику, а в любопытном споре с Гуарино и Ауриспою о том, кто выше из двух героев римской древности — Сципион или Цезарь, со всей решительностью высказывается за Сципиона: он ничем не запятнал любви к родине и служил ей бескорыстно, в то время как Цезарь погубил республику. Мало того, Поджо одобряет Брута и Кассия, убийц Цезаря: продолжается тираноборческая традиция флорентийских гуманистов, идущая от Боккаччо — ему принадлежит афоризм: "Нет жертвы, более угодной богу, чем кровь тирана" — и Салутати.

Поджо совершенно не смущает — и не смущало до конца, — что друг его Козимо Медичи — монарх самый настоящий, что папы, которым он служил, такие же государи, как и ломбардские тираны. Но он не чувствует необходимости, — как Гуарино, который жил при дворе д'Эсте, где были все внешние атрибуты монархии, — защищать единоличную власть. Наоборот, он пользуется широкой свободой слова, царившей при папской курии, чтобы поносить монархию, которая и в Риме, и во Флоренции фактически существовала и с существованием которой было связано его собственное благополучие.

И организацию того государства, которое давало ему приют и устраивало его дела с большими удобствами, Поджо разоблачал довольно откровенно. Но, конечно, на практике не предпринимал против нее ничего и, наоборот, сердито огрызался на тех, кто в жизни хотел следовать тем принципам, которые он проповедовал в своих писаниях.

В рассуждении о сравнительных достоинствах профессий врача и юриста, в "Historia tripertita", он довольно много места посвящает анализу понятия "закон", которому служат юристы. Законы, говорит он, всегда вводились вопреки желанию народа, и в древнейшие времена нужно было ссылаться на божественную санкцию, чтобы заставить людей мириться с законами. И сейчас законы обуздывают и устрашают лишь низшие классы (plebecula et inferiores urbis), а сильные и власть имущие с ними не считаются. Никогда короли или властитель не подчиняются законам. Власть добывается попиранием закона и насилием. Насилием и несправедливостью создается все великое и достопамятное. Сильные люди законы презирают и топчут ногами. Законы существуют лишь для тех, кто слаб: для живущих заработной платой (mercennarii), для рабочих (opifОces), для бедных (qui censu tenui sunt), для ремесленников (quaestuarii).

Такие рассуждения, в которых нетрудно увидеть зачатки новейших теорий о том, что конституция соответствует реальному соотношению общественных сил, не были новостью для флорентийцев. Там, где идет такая упорная классовая борьба, какая кипела во Флоренции XIV века, афоризмы, которые строил Поджо, давно стали аксиомами. Даже такой нехитрый человек, как новеллист Франко Саккетти, умерший между 1400 и 1410 годами и бывший свидетелем классовых боев во Флоренции, говорит (Nov. 40): "По отношению к бедным и слабым правосудие, и личное и имущественное (т. е. условные кары и имущественное умаление), совершается быстро. По отношению к богатым и сильным — редко. Ибо жалка участь маленького человека ($ 16 perchХ tristo chi puoco ci puote)". Неудивительно, что Поджо приходили в голову такие мысли и что он включил их в гуманистический диалог.

Но и защита республики, и громы против монархии, и критика классового правосудия и классового законодательства буржуазного государства — не более как литературный манифест. Все эти заявления лишний раз показывают, что темы свои Поджо берет из жизни, а не ищет их в классиках. Хотя у него фигурируют и Цезарь, и Сципион, и Александр Македонский, и персы, но не классики подсказали ему его темы, а врывавшаяся в его рабочую комнату жизнь. Поджо чувствует, что по этим вопросам необходимо высказаться. Он ведь считается лидером флорентийского гуманизма. Но высказаться нужно так, чтобы это не противоречило интересам власти. Есть ли необходимость разоблачать деспотизм Козимо и говорить, что во Флоренции царит тирания? Или требовать преобразования классовой организации государства? Ни в какой мере. Говорить нужно то, что велит социальный заказ, а жить нужно так, как выгодно, удобно и приятно.