Фальшивый грош - страница 34

стр.

— Считал, им все равно пришлось бы вытащить меня, надо только не терять самообладания и ни за что не пытаться плыть. Я и пальцем не шевельнул, когда они выволокли меня из дома — и позже, когда в машину тащили. Да и что толку — против пятерых. Подумал, что наглая их тактика как раз наоборот — послужит для укрепления моего алиби, а выудить меня из реки им придется. Однако, обернулось по-другому. Они были пьянее, чем казались, и мысли не допускали, что ошибаются.

— И я не притворялся, — мрачно добавил он. — Когда они меня кинули в воду, я ударился головой о бревно и потерял сознание по-настоящему. Если б не выудил полисмен, я б точно утонул.

Он отвел глаза.

— Но я не убивал Элинор, — твердо произнес он. — Однако, кто бы мне поверил, знай, что я легко могу переплыть реку? Даже в разлив.

— Я верю.

Очень ласково он взял мои руки в свои, положил себе за голову и наклонился поцеловать меня. Все мои смятенные чувства — шок, спасение от моря, симпатия к этому человеку, который с риском подорвать свое алиби ринулся спасать мне жизнь, растерянность — у Карла, оказывается, нет защиты против обвинения в убийстве — все разом навалилось на меня, и к стыду своему, я разревелась. Я прижалась к Карлу, он зарылся в мои волосы, давая мне возможность выплакаться.

Скоро я подняла голову. Усталость не прошла, но я успокоилась, и голова работала ясно.

— Прости, — удрученно пробормотала я. — Идиотство с моей стороны.

— Чепуха! — он протянул мне носовой платок. — Для тебя лучше всего и было — выплакаться.

Я высморкалась.

— Карл, но зачем же ты остался жить в Виллоубанке после всего?

— Отчасти потому, что мне тут нравится. Местечко подходит мне — спокойное, хорошая атмосфера для писателя. А когда я слишком зарываюсь в сочинительство и мне нужно встряхнуться, иду и занимаюсь физической работой, что очень для меня полезно. Вот поэтому. Но вдобавок и потому — что тут, и только тут, у меня есть шанс раскрыть, кто же убил Элинор.

Я взглянула на него, по-моему, удивленно.

— Считаешь — глупо? Может. Но такой вот у меня настрой. Инстинкт подсказывает мне — убийца из местных, нужно понаблюдать попристальнее, послушать повнимательнее, и в один прекрасный день мне раскроется его модель поведения, проступит нечто характерное.

— Да ведь даже полиция ничего не обнаружила! А они скрупулезно расследовали все обстоятельства того вечера, так? И с их возможностями…

— Понятно, — покивал Карл. — Но, по-моему, для себя полиция уже решила, кто убийца, и особо не копала. Ответ у них есть, недостает только улик.

Он криво усмехнулся.

— Они в бешенстве, наверное, что парни бросили меня в реку, подкрепив мое алиби. Конечно, я хочу обелить себя — это вполне естественно. Но важнее другое — убийцу Элинор я должен найти и ради нее. А может, и ради кого-то еще. Тот, кто убил раз, очень вероятно, не остановится и перед новым убийством. Покажется, что этого требуют обстоятельства и… Однако, главная цель у меня все-таки не такая великодушная и благородная — защита общества; возможно, всего лишь одна месть, и гордиться мне нечем. Не могу я, пойми, повернуться и уйти, и пусть убийце Элинор все сходит с рук. Не могу!

— Ты ее, верно, очень сильно любил.

Он замялся, глядя на море.

— Когда мы поженились, да, казалось, сильно. Но потом выяснилось, что мои чувства к ней не так уж глубоки. В каких-то отношениях Элинор была как ребенок: жизнь ей представлялась игрой. Она не была способна на серьезную ответственность, на то, чтобы хоть что-то воспринимать серьезно. Вряд ли она была способна на глубокие чувства. Зла она никому не причиняла, никому не хотела наделать бед своими поступками, но просто не понимала, что другие воспринимают окружающее серьезнее, чем она. Она как бабочка была — хорошенькая, дразнящая, капризная. Но не из тех, кого можно возненавидеть, даже если гоняясь за такой бабочкой, вы упали и поранились.

Карл крепко стукнул кулаком по ладони.

— Вот почему убийство бессмысленно! Зачем кому-то понадобилось ее убивать?

Да, то же самое твердили все. Мне вспомнились слова Дика: «Стоит убрать со сцены Карла, и картина вообще теряет всякий смысл».