Фанфан - страница 12

Мсье Ти был слеплен из того же теста, что и Фанфан, и принадлежал к людям, которые жаждут свободы и восстают против того, что большинство считает неизбежным.

По прихоти своего воображения он никогда не платил вовремя налоги. Отдавал казне, на мой взгляд, лишь столько, сколько было необходимо, чтобы на какое-то время отделаться от нее; а когда казна проявляла свою алчность, снисходил до того, чтобы принять финансового инспектора с надменным видом, притворившись, что прикован к постели; а то еще пытался исчезнуть, публикуя в местной газете некролог по поводу собственной кончины.

Верный своим убеждениям, мсье Ти ни за что не соглашался застраховать свою маленькую гостиницу и свою машину. Мысль его была такова: свободный человек не страхуется. Его мало беспокоили возможные неприятности и нелады с властями. Своим достоинством он не поступался.

Кроме того, он отрицал за парижанами право командовать временем. Не выполнял указы правительства о переходе на зимнее и летнее время, так как то и другое опережали движение солнца. Он предпочитал следовать природе и придерживаться солнечного времени. Когда 14 июля в Париже было четырнадцать часов, в гостинице часы били полдень; и постояльцам приходилось подчиняться местным часам, если они хотели получить горячую пищу, хотя для постоянных постояльцев иногда делались некоторые уступки. Такая непреклонность, как ни странно, лишь способствовала делам мсье Ти и Мод. Многие постояльцы специально приезжали в гостиницу «Глоб» прожить несколько дней в соответствии с природой.

Мсье Ти лишь один раз отступил от своих свободолюбивых принципов – во имя любви.

В ту пору, когда я с ним познакомился, он за жизнь особенно не цеплялся. Тем не менее бывали дни, когда казалось, что старость, слегка коснувшись мсье Ти, забыла о нем. Его руки, напоминавшие побеги виноградной лозы, сохраняли еще достаточно силы, чтобы удерживать косу Смерти. Но он терпеть не мог накладываемых возрастом ограничений и боролся против оседания своего длинного позвоночника, тем более что он всегда пользовался позвонками, чтобы создать осанку, которая соответствовала бы его представлению о себе.

Сознание неизбежной смерти не нарушало его убеждений. Напротив. Как свободный человек, он хотел бы сам выбрать час своей кончины. Но он любил Мод, а Мод любила жизнь, пусть чуточку замедленную. Она не последует за ним в могилу. А раз так, он терпел закат своих дней, дабы не оставить ее беззащитной и не подвергнуть мучениям вдовства во второй раз.

Мсье Ти никогда не подлаживал свой темперамент к темпераменту других. Постоянно утверждал свою индивидуальность, с утра до вечера только этим и занимался, не позволял себе жить, не требуя от себя всего, на что был способен. На мое счастье, он, находясь на пенсии, располагал досугом, да и гостиничные дела многого от него не требовали, и позволял мне спорить с ним. На мои вопросы он обычно отвечал вопросами, а когда я припирал его к стене, отвечал лишь на главный вопрос из всего набора, причем в шутливом тоне. Его метод был – озадачить собеседника. Он стремился к легкости, его вполне можно было отнести к категории насмешников, которые защищаются от жизни ироническими речами. Сарказм его был направлен в первую очередь против тех, кто в основу своей личности кладет важность и серьезность.

Благодаря его уму я уяснил себе недостаток тонкости своего собственного; однако он владел искусством поднимать собеседника до своего уровня. Очень скоро мои интеллектуальные запросы влились в русло его убеждений и обрели такую же форму. Мне казалось, что в общении с ним я обретаю самого себя.

Маски, которые я носил, не вводили его в заблуждение. Он судил обо мне с надлежащей строгостью и видел все недостатки моего характера, мое мелкое тщеславие и мои слабости, хоть я изо всех сил старался показать порядочность, скромность и смелость. С ним я мог быть только самим собой, и эта необходимость была мне по душе.

Старый Ти, постоянно находясь во власти собственных противоречий, завидовал тем, кто в полном согласии с самим собой остается целым и невредимым в жизненной борьбе. Мое желание пройти через жизнь, как через болото, не замочив ноги, раздражало его. «Если не будешь платить, жизнь не станет давать тебе в долг…» – не раз цедил он сквозь зубы.