Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника - страница 14

Жизнь всегда противоположна человеческим представлениям о ней. Всю жизнь сам Маркиш боролся за семью, за то, чтобы они жили счастливо и без нужды. И что же? Его самого в конце жизни ждало одиночество.

Бессонница одолевала Маркиша. Он долго ворочался в постели, потом не выдержал, прошел на кухню, достал из висящей на стене аптечки снотворное и выпил сразу две таблетки. Снотворное не могло подействовать сразу, и Маркиш еще некоторое время лежал на спине, вглядываясь в невидимый потолок, и вспоминал веселый и шумный город, в котором прошла его первая жизнь.

И когда он почти погрузился в сон, нечаянная мысль бледно проявилась и еще некоторое время мучила инспектора, прежде чем уступила место беспорядочным и лихорадочно-бредовым видениям: а что происходит в России? Ведется ли какое-нибудь расследование по делу? Кто там расследует дело? И каких результатов добились они?

Если не знать, что в квартире произошло, то обычной и совсем не страшной она выглядела. Квартира как квартира, захламленная старой мебелью, с несвежими обоями на стенах и с потолком, на котором темнели неровные пятнышки высохшей крови от убитых мух и комаров. Книг только много было, это Нечаев отметил сразу. Полок для них не хватало, стопки книг и журналов аккуратно стояли возле стены. Книги никто не тронул, следовательно, ничего в квартире не искали. Да и трудно было предполагать, что у убиенного имелись какие-то сбережения. Были бы – тогда бы квартира выглядела иначе.

Следователь сидел у шаткого кривоногого журнального столика и писал протокол осмотра места происшествия. Не в связи с кончиной мух, разумеется. Был он молоденький, белобрысый и от усердия даже высунул язык. Рядом уныло топтались понятые из жильцов дома. На покойника они уже насмотрелись, и теперь им хотелось домой – похвастать перед родственниками и соседями своим участием в жутком деле.

Труп был трудноразличим среди кучи белья, в беспорядке скрученного на диване в несвежий комок, в котором смешались грязно-белые простыни и пестрое одеяло. И все-таки он был, этот чертов труп, из-за которого отпуск Нечаева сразу отодвигался на неопределенное время. Еще не зная даже имени покойного, Нечаев ненавидел его. Так все славно складывалось – и отпуск у всей компании оказался летом, и желание сплавиться по Дону до самого водохранилища оказалось у всех, да что там говорить – лодки были взяты в прокате вместе с палатками и прочими причиндалами, так необходимыми для облегчения тяжелой походной жизни. И все это становилось недостижимым. Было отчего прийти в отчаяние!

– Рост трупа, – повторил для следователя прокуратуры судебно-медицинский эксперт Краишев, – сто семьдесят пять сантиметров, полнота средняя, телосложение плотное. Одет в синие тренировочные брюки с белыми полосами по боку, белую фуфайку с короткими рукавами и носки черного цвета.

Он замолчал, деловито стягивая с покойника трико почти до колен. Бесцеремонно задрал футболку.

– Из нижнего белья на трупе имеются плавки синего цвета, – сказал он. – Особых примет в виде родимых пятен, шрамов от операций и травм на теле убитого нет.

– Причина смерти? – не поднимая головы, спросил молоденький следователь прокуратуры. Веснушчатый, белобрысый, он относился к недавнему призыву молодых специалистов, который по распоряжению далекого московского руководства был призван оздоровить обстановку в правоохранительных органах. Похоже, ничего путного из этого не получалось. И дело совсем не в том, что следователь боялся трупа, это как раз не главное – пооботрется немного, бутерброды будет рядом с покойником жевать. Другое пришло в органы поколение. Молодое, нахрапистое, твердо следующее в жизни заветам дедушки Мичурина, призывавшего не ждать милости от природы. Поэтому с оздоровлением ничего не получалось. Взятки это новое поколение брало чаще, а главное – больше, причем большинство из них приходило в органы с твердой уверенностью, что ошкуривать ближнего, совершившего правонарушение, их долг, прямая обязанность, если хотите. Только попадаться не следует.