— Да что ты! Молодцом-огурцом!
— Тихо! Всем тихо! Представление начинается!
И тот самый спектакль, который еще вчера публика освистывала, сегодня закончился аплодисментами. И Билл снова стал, как и в прежние времена, вручную задвигать и раздвигать занавес.
Вскоре в Англии, да и во всем мире, уже не осталось ни единого театра, в котором занавес закрывался бы по старинке. И многие специально стремились в театр Билла , чтобы посмотреть именно на него, на Билла , услышать, как он шуршит занавесом и произносит: «Антракт, антракт!»
— Смотри-ка, как грустен старина Билл, переживает за героев.
— Да нет же, он переживает из-за внучки. Ведь он так хотел внука.
— А мне говорили, что этот спектакль он недолюбливает. Вот у него и такая кислая.
— Антракт! Антракт!
Если раньше Билл помнил все пьесы наизусть, то с годами память стала его подводить. Ведь память что камень на ветру — со временем . И старина Билл помнил уже лишь реплики, после которых должен был закрывать занавес.
Однажды Билл едва не прозевал свой выход. Оказывается, он забыл начало реплики и опомнился только лишь в самый последний момент. Опрометью он выскочил на сцену и дернул занавес, чем весьма не к месту повеселил публику.
И в тот же вечер Билл решил записать все реплики, которые ему следовало помнить вечно. Сколько спектаклей прикрывал он занавесом в течение своей жизни! Бессчетное количество! И в каждом — несколько ключевых для него, Билла , фраз.
Всю ночь скрипело перо по бумаге, до самого рассвета писал Билл . А на следующий день он не пришел в театр. Его нашли мертвым у себя дома возле стола. На столе — пачка исписанных листов, обглоданное перо и пустая чернильница.
Так закончилась Билла Шея. Йозеф Крааль подкинул те самые листы одному известному драматургу. И так началась Билла Шея. Ведь вышедшая из-под пера драматурга пьеса до сих пор пользуется большим спросом в театральных кругах.
История , фантастическая и назидательная
Йозеф Крааль в своем рассказе о редких видах коллекционирования упоминает одного замечательного злоумышленника по имени .
Профессиональный вор, специализировался на хищениях живописных произведений. Однако он не вырезал из рам полотна известных мастеров, не выносил картины из музеев или частных коллекций. Не организовывал ограбления художественных галерей. выполнял заказы коллекционеров, занимавшихся «высоким» коллекционированием. Он крал образы с полотен великих мастеров. А взамен (если условия сделки были таковы) оставлял на полотнах другие образы, едва отличавшиеся подлинных.
Скажем, с картины Питера Брейгеля «Охотники на снегу» (написана в 1565, хранится ныне в Музее истории искусств, Вена) украл одну из собак в левом нижнем углу, заменив ее примерно такую же, но не такую. Другой пример — сережка на картине Вермеера «Девушка с жемчужной серёжкой» (написана в 1665, хранится в , Гаага). Сережка, которую ныне наблюдают почитатели творчества Вермеера, совсем не та, которую нарисовал знаменитый голландец. «Сдача Бреды» Диего Веласкеса лишилась в результате воровства нескольких испанских пик.
Существовали и более дерзкие преступления — изображение иного человека в дверном проеме на картине того же Веласкеса «». Йозеф Крааль утверждает, что оригинальный образ заказала одна испанская особа. Испытывая крайнюю степень ревности к своему мужу, она не могла выносить якобы похожий на супруга образ мужчины, подглядывающий за фрейлинами.
Йозеф Крааль не называет тех таинственных коллекционеров, однако уверяет, что существуют весьма престижные тайные коллекции украденных образов. Среди бытует мнение, что обладание неким образом, или фрагментом (на первый взгляд несущественным для живописного полотна), является более ценным с точки зрения коллекционирования, чем обладание всей картиной. Потому что смысл произведения искусства без данного образа меняется, а украденный фрагмент порой