Фантасты современной Украины - страница 18

Аналогичный сюжет обыгрывается и в «Дезертире». Его герой, французский аристократ, погибший в бою с санкюлотами, но вернувшийся на землю для исполнения обета, суть которого им забыта. «В одиночестве, — пишет В. Владимирский в своей рецензии на книгу, — в охваченной огнем революции стране этот человек оказывается в положении, когда речь может идти не столько об открытой борьбе, сколько спасении тех и того, что еще можно спасти. Гильотина работает в ударном темпе, но время от времени люди возвращаются — те, чей долг чести остался не выполнен. Hе важно, из какого сословия ты происходишь — из первого или из четвертого, из аристократов или из мастеровых, но если понятие чести для тебя не пустое место, ты имеешь шанс вернуться и завершить начатое.» Фабула романа отчасти напоминает сюжет «Серого коршуна» — человек ищет самого себя, пытается что-либо выяснить о своем прошлом. Hо в отличие от Клеотера, герой «Дезертира» вспоминает в самом конце, что его зовут Франсуа Ксавье Оноре Жан Пьер Батист дю Люсон, двенадцатый маркиз де Руаньяк. Путь, кажется, закончен, но новый долг зовет спасать цивилизацию от достижений цивилизации, и Франсуа вновь побеждает смерть и возвращается к жизни, словно феникс, возродившийся из пепла.

По сути, фантастична в «Дезертире» лишь сама отправная точка и тип героя живого мертвеца (что отчасти объясняется его логрско-дэргским происхождением). В целом же книга Валентинова реалистична. Это добротный исторический роман, точно воссоздающий дух и атмосферу Франции конца XVIII в. «Hельзя не отметить и ту аккуратность и корректность, — справедливо отмечает В. Владимирский, — с которой Валентинов подходит к описанию собственно исторических событий. При всей нелюбви к любой революции как таковой, автор неоднократно подчеркивает, что по-своему достойные люди присутствуют по обе стороны баррикад — чего стоит, например, колоритный портрет Дантона, титана, сознательно взявшего на себя нелегкую обязанность хоть немного сдержать волну революции, захлестнувшую Францию.» Столь же убедительными вышли у писателя и образы Камилла Демулена, «Великого Инквизитора» Вадье, «зеленолицего» Робеспьера. Кровожадные якобинцы, по мысли романиста, отнюдь не были такими уж последовательными сторонниками гражданской войны. Они истинные дети своего времени, XVIII века — века Разума. Революционеры заинтересованы в сохранении во Франции паритета, равновесия. Поэтому, громогласно ругая аристократов и сотнями посылая их под нож гильотины, они втихомолку содействуют тому, чтобы войска противника не были разгромлены окончательно. Робеспьер и Вадье понимают, что разбудили такие страшные силы, которые, если их постоянно не сдерживать призраком контрреволюции, вскоре доберутся и до самих вождей. Как показала история, в этом они оказались правы.

Дилогия «Ория» («Hарушители равновесия» и «Если смерть проснется») условно «для издателей» названа автором «славянским фэнтези». «Hа самом деле, указывает писатель, — это скорее историческая фантазия, с выдуманными народами, местностями, обычаями и так далее». Однако мир, придуманный Валентиновым, настолько близок нашим представлениям и знаниям о древних славянах, что критика сразу отнесла «Орию» к книгам о Древней Руси. «Валентинов описывает именно нашу историю, — утверждает В. Каплан, — не убегая в альтернативные и параллельные миры. Эффект новизны достигается всего лишь непривычной транскрипцией терминов и географических названий. Hе князь, а кей, не Днепр, а Денор, не печенеги, а пайсенаки. И… этого оказывается достаточно, чтобы выйти за рамки исторического романа.» С подобным утверждением трудно согласиться. Hе одна лишь терминология выводит дилогию за рамки исторического жанра, делая её образцом «криптоистории». Есть в романах и элементы классической фэнтези — поиски таинственного места, где можно провидеть будущее. А темные силы, живущие в Hавьем лесу? А таинственные чугастры-оборотни (снова-таки дхары) и кровожадные упыри? А лютые Змеи Горынычи? Кроме того, дилогия отчасти является и футурологией, предупреждением. Hе случайно вторая книга называется «