Фарватерами флотской службы - страница 9
К началу войны на Балтике имелось три бригады подводных лодок, одна из которых учебная, и один отдельный учебный дивизион. Учебным дивизионом командовал капитан 2 ранга Н. Э. Эйхбаум, учебной бригадой — капитан 1 ранга А. Т. Заостровцев, нашей, второй бригадой, как я уже говорил, — капитан 2 ранга А. Е. Орел, а первой — капитан 1 ранга Н. П. Египко.
Не ошибусь, наверное, если скажу, что имя это в те годы было на устах у всех советских военных моряков. Дело в том, что Николай Павлович Египко и Иван Алексеевич Бурмистров стали первыми среди наших военных моряков Героями Советского Союза. Этого высокого звания они удостоены за мужество и отвагу, проявленные во время испанских событий. Под именем Дон Северино де Морено Египко на спортивном самолете был нелегально переброшен в Испанию и назначен командиром подводной лодки. Устаревший корабль, устаревшее оружие, разношерстный экипаж, в котором оказались и враги, — все это очень усложняло деятельность командира. И тем не менее лодка выходила в море, действовала на коммуникациях франкистов.
Подлинный подвиг был совершен Николаем Павловичем в конце его пребывания в Испании. Республиканское правительство обратилось к нему с просьбой перевести одну из лодок из Атлантики в Средиземное море. Поход был исключительно тяжелым. По нашим понятиям, лодка не была похожа на боевой корабль. Враги республики еще во время подготовки к походу вывели из строя ряд крайне важных приборов. Вскоре после выхода в море испортились (тоже из-за действий диверсантов) гирокомпас, перископ, другие механизмы. И все же, форсировав с большим трудом Гибралтар, Египко благополучно привел лодку в Картахену, что на побережье Средиземного моря…
Но вернемся к утру 22 июня 1941 года. На борту «Полярной звезды», как я говорил, нас встретил комбриг.
— Комдива и командира — ко мне в каюту, — бросил он, как всегда, отрывисто.
Ярошевич вернулся через полчаса. По его сосредоточенному лицу можно было догадаться, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— Война, — произнес он тихо и, обернувшись к окружившим его командирам, добавил: — Получен боевой приказ. Вечером выходим в море. — И тут же отдал приказание помощнику готовить корабль к боевому походу, а мне- произвести расчет на переход в район боевых действий.
Весь день 22 июня прошел в тревожной суете. Спешно грузили боезапас, пополняли запасы топлива, воды, получали документы, регламентировавшие наши действия во время войны.
Где-то ближе к полудню над Таллином на большой высоте появился фашистский самолет Ю-88. Вся зенитная артиллерия, которая находилась на кораблях и на берегу, открыла по нему дружный огонь. Самолет удалился в западном направлении.
В 23.00 дивизион подводных лодок, в состав которого входила и «Щ-310», вышел в море. Шли в строю кильватера. Мы под брейд-вымпелом командира дивизиона — в голове колонны, за нами — «Щ-311», и замыкала строй «Щ-309».
Стояла ласковая белая ночь, все окрест просматривалось очень хорошо.
Сейчас, спустя годы, я часто вспоминаю этот первый боевой выход.
Конечно, переход дивизиона подводных лодок без охранения в надводном положении, да еще при хорошей видимости, был крайне рискованным. Нас могли атаковать заранее развернутые подводные лодки противника или авиация. Но мы еще не отрешились от настроений мирного времени, не вытравили в себе благодушие и беспечность. А опасность была реальной. Ведь уже через несколько дней фашистская подводная лодка в районе пролива Соэла-Вяйн (Соэлозунд) потопила килектор (судно для прокладки кабеля), а затем атаковала конвой, в состав которого входила малая подводная лодка «М-94», шедшая концевой. Лодка получила тяжелое повреждение и затонула. Часть экипажа погибла. Как выяснилось, в лодке погиб и лейтенант Ильин, ставший первой жертвой среди ребят нашего выпуска.
События, которые стали разворачиваться в первые дни войны, заставили нас по-иному взглянуть на обстановку. Около часу ночи командир отделения радистов доложил на ходовой мостик:
— С крейсера «Максим Горький» — сигнал «Урал» по флоту.
Все, кто находился на ходовом мостике, с тревогой переглянулись. Сигнал означал: «Имею повреждения».