Фаворит богов - страница 20

   — Странно. Агриппа считался соперником Тиберия? Он же безумец! Какой из него соперник?! Считать его соперником — это всё равно, что тебя им считать!

   — Меня?! — ехидно огрызнулся Клавдий и отодвинул книгу.

   — Не обижайся, но ведь тебя все зовут дурачком! — захохотала Ливилла. — Даже бабушка говорит, что боги начали тебя создавать и создали лишь наполовину!

Клавдий гневно отвернулся к окну.

   — Люди часто недооценивают тех, кого не понимают, — молвил он. — Впрочем, я за свою жизнь вдоволь наслушался насмешек и не обижаюсь... Придёт время, и меня будут воспринимать серьёзно.

   — Я много думаю о Друзе, — вдруг сказала Ливилла, погладив брата по плечу. — Он ведь дружит с Германиком, и мы теперь сможем его часто видеть.

Брат равнодушно фыркнул:

   — Мне не интересен Друз...

   — Конечно, ты ведь увлечён делами давно минувших веков, — хихикнула Ливилла.

Повернувшись к ней, Клавдий прищурился:

   — Тебе нравится Друз, сестрёнка?

Она захохотала, лукаво сверкнув голубыми глазами:

   — Может быть...

Впервые посмотрев на неё внимательно, брат подумал, что её внешность необычайна. Такая женщина, как Ливилла, легко будет покорять мужские сердца.

   — У тебя есть все шансы добиться от него взаимности. Но не забывай, что он единственный сын Тиберия, а Тиберий — наследник престола. Будучи женой Друза, ты окажешься в водовороте придворных интриг, — сказал он.

   — Думаешь, меня пугают интриги? — прыснула Ливилла.

В ту же секунду за забором послышался нарастающий конский топот и громкие голоса. Рабы, служащие у Антонии, поторопились открыть большие ворота, пропуская во двор всадников. Прижавшись к брату, Ливилла с восторгом наблюдала за прибытием Германика.

Антония, их матушка и хозяйка дома, вышла на крыльцо и, улыбаясь, простёрла к сыну руки. Германик спешился и заключил её в объятия.

   — Ах, матушка! Я так по тебе соскучился! — воскликнул он.

Его сопровождали многочисленные слуги и небольшой отряд солдат. Чуть в отдалении, верхом на коне сидел Друз. Наблюдая за встречей Антонии с Германиком, он ласково улыбался.

   — Германик! — крикнул Клавдий из окна библиотеки и помахал брату рукой.

Поприветствовав его и Ливиллу, Германик впервые за долгое время почувствовал себя счастливым. Он находился дома.

   — Жарко вам нынче, господин Друз? — спросила Ливилла, щурясь от яркого солнца.

   — Весьма, — кивнул юноша.

   — Почему бы вам не пообедать у нас? — вмешался Клавдий, желая угодить сестре. — В доме нашей матушки прохладно.

   — Спасибо, — усмехнулся Друз. — Увы, я должен распустить солдат и посетить дворец на Палатине. Со дня на день положение моего рода может сильно измениться, и мне нужно подготовить дворец к прибытию отца.

   — Как вам угодно, — разочарованно протянул Клавдий, а Ливилла, грубо пихнув его в бок локтем, послала Друзу нежный взгляд.

   — Что ж... Мы вам всегда рады, — молвила она.

   — И я был рад увидеть вас, Ливилла, — кивнул Друз и, развернув коня, поехал со двора.

Его солдаты направились за ним.

Повернувшись к брату, Ливилла оскалилась.

   — Не лезь в чужие дела, дурак! — процедила она. — Ты способен всё испортить.

   — Я не совершил ничего плохого, — огрызнулся Клавдий.

Вновь толкнув его, Ливилла стремительно оставила библиотеку. Она торопилась в вестибюль, чтобы обнять Германика.

Пожав плечами и собрав с подоконника книги, Клавдий решил последовать её примеру. Пока он спускался в вестибюль, книги дважды падали у него из рук от переполнявшего его волнения.

По случаю краткого возвращения Германика в трапезной был устроен великолепный обед. Когда следовали перемены блюд, а рабы подливали в кубки членов семьи воду и вино, Германик с удовольствием рассказывал о походной жизни, о друзьях и о своей службе. Его слушали с восторгом, но вовсе не потому что он говорил интересные вещи, а лишь потому, что без него в этом доме скучали.

Он и сам скучал по родственникам. Сидя за столом рядом со своей матерью Антонией, с Клавдием и Ливиллой, он ощущал, что именно рядом с ними по-настоящему счастлив.

По окончании обеда родные не торопились покидать трапезную и беседовали с Германиком до наступления темноты. Ливилла первой отправилась в опочивальню, не в силах бороться со сном. Клавдий остался за столом, рассеянно глядя на мерцание масляных ламп и внимая разговору брата с Антонией.