Фавориты Фортуны - страница 17

Он пожал плечами:

– Моя мать была из рода Луцилиев, как и моя бабушка. А кто ты?

– Хороший вопрос. И кто же я?

Помпей видел, что она сердится, и это разозлило его. Женщины! Ему предстояла первая большая война, а это ничего не значащее существо намеревается разыграть здесь целую драму! Неужели все женщины такие безмозглые?

– Ты – моя первая жена.

– Первая жена?

– Временная мера.

– О, я понимаю, – с расстановкой сказала она. – Временная мера. Дочь судьи, ты имеешь в виду.

– Ну, ты же всегда это знала.

– Но ведь это было уже давно… Я думала, что это в прошлом, что ты любишь меня. Я – из сенаторской семьи, меня нельзя назвать неподходящей партией.

– Для обычного человека – да. Но для меня ты недостаточно хороша.

– О Магн, откуда у тебя такое самомнение? Так вот почему ты ни разу не излил в меня свое семя? Потому что я недостаточно хороша, чтобы стать матерью твоих детей?

– Да! – рявкнул он, направляясь к двери.

Она последовала за ним со своей жалкой маленькой лампой. Теперь Антистия была слишком разгневана для того, чтобы заботиться о том, что ее могут услышать.

– Но я была достаточно хороша для тебя, когда Цинна охотился за твоими деньгами!

– Мы уже покончили с этим, – торопливо отозвался он.

– Как же удобна для тебя смерть Цинны!

– Она удобна для Рима и для всех римлян!

– Ведь это ты приказал убить Цинну!

Слова эхом отскочили от каменной стены коридора, который был так широк, что по нему могла пройти целая армия. Помпей остановился:

– Цинна погиб в пьяной драке с ленивыми рекрутами.

– В Анконе, в твоем городе, Магн! В твоем городе! И сразу же после того, как ты уехал туда, чтобы повидаться с ним! – выкрикнула она.

Она еще сохраняла самообладание – и вдруг оказалась прижатой к стене. Руки Помпея лежали на ее горле. Не сжимали. Просто лежали.

– Никогда больше не говори этого, женщина, – мягко произнес он.

– Так считает мой отец! – удалось вымолвить ей.

Во рту у нее пересохло. Руки мужа слегка сжали ей горло.

– Твой отец не очень-то жаловал Цинну. Но против Карбона он ничего не имеет, вот поэтому я с радостью убил бы его. Но меня не обрадует, если придется убить тебя. Я не убиваю женщин. Держи язык за зубами, Антистия. К смерти Цинны я непричастен. Это был просто несчастный случай.

– Я хочу уехать к родителям в Рим!

Помпей выпустил ее и оттолкнул от себя:

– Ответ – нет. А теперь оставь меня!

Он ушел, кликнув управляющего. Издалека она слышала, как он отдавал распоряжения тому отвратительному человеку: Антистии воспрещается покидать пределы Помпеевой крепости, когда он уедет на свою войну. Дрожа, Антистия медленно возвратилась в спальню, которую делила с Помпеем два с половиной года как его первая жена – как временное средство для достижения цели. Недостаточно хороша, чтобы быть матерью его детей. И как это она не догадалась об этом раньше, когда вновь и вновь удивлялась, почему он всегда в последний момент выскальзывает из нее, оставляя на ее животе склизкую лужу?

Слезы подступили к глазам. Скоро они потекут, а раз они вырвутся на волю, их будет не остановить часами. Разочароваться в возлюбленном, прежде чем уйдет любовь, – ужасно.

Донесся еще один из тех холодивших душу варварских кличей и наконец голос Помпея:

– Я ухожу на войну, я ухожу на войну! Сулла высадился в Италии, и это – война!

Рассвет едва занялся, когда Помпей, в блестящих серебряных доспехах, сопровождаемый своим восемнадцатилетним младшим братом и Варроном, привел небольшую группу чиновников и писцов на рыночную площадь Авксима. Там, в самом центре, он укрепил штандарт своего отца и стал с плохо скрываемым нетерпением ждать, когда за сборными столами рассядутся секретари, разложат листы бумаги, заострят тростниковые перья, разведут чернила в каменных чернильницах.

К тому времени, как все было готово, собралась такая большая толпа, что площади не хватило, и люди толпились на ближайших улицах и аллеях. Легкий и гибкий, Помпей вскочил на временный помост и встал под штандарт Помпея Страбона с изображением дятла.

– Настала пора! – прокричал он. – Луций Корнелий Сулла высадился в Брундизии, чтобы вернуть себе то, что принадлежит ему по праву, – властные полномочия, триумф, привилегию возложить свои лавры к ногам Юпитера Всеблагого Всесильного на римском Капитолии! В прошлом году, как раз в это время, другой Луций Корнелий, прозванный Цинной, находился недалеко отсюда, пытаясь завербовать ветеранов моего отца. Это ему не удалось. Он умер. Сегодня вы видите меня. И сегодня я вижу многих ветеранов моего отца. Я – наследник Страбона! Его люди – это мои люди. Его прошлое – это мое будущее. Я собираюсь в Брундизий драться на стороне Суллы, ибо его дело правое. Кто из вас пойдет со мной?