Фэ-эй - страница 3

В дни, когда у девушки была температура, он показывал упражнения, а после того, как ей становилось легче и она поднимала руки, сомкнув их над головой, наклонялась назад, затем в одну сторону, а после в другую, он наблюдал, как ластоногая мерзость страдает, отрывая на секунду от лёгкого свой рот. Мерзость кидала в его сторону злобный взгляд. Раздавался угрожающий шёпот то ли из горловой глубины, то ли из глубины чужого и потустороннего мира: «Фэ-эй!» В чёрном вакууме ткались символы, которым он не знал точного определения, но помнил, что их использовали в этом мире разнонаправленные силы и движения. Например, перед глазами вдруг возникала в голубом сиянии вращающаяся свастика, а следом Звезда Давида, окольцованный Сатурн. Он обращался с молитвой к Высшему Свету: «Благословен Всевышний, чьё есть Царствие Небесное, направь Око Своё и Свет Свой на землю! Принеси исцеление и утешение!»

«Фэ-эй…»

Девушка тем временем уходила в крепкий здоровый сон.

Позже у себя в квартире он садился напротив окна, Пуруша забирался к нему на руки, исторгая мощное урчание, и оба они непостижимо наполнялись, будто два аккумулятора, поставленные на подзарядку.

Кот нашёл его в аэропорту, это произошло ночью, когда он в числе сонных пассажиров, уставших от перелёта, выходил из зала таможенного контроля. Его встречала сестра с мужем, а кот наблюдал с подоконника. Дымчато-серый.

Люди разомкнули объятия, и он подбежал, не раскрывая рта, приветствовал по-кошачьи. Целитель взял кота на руки и нёс под мышкой до самой машины.

«Ты берёшь его?» — спросила сестра.

«Что за вопрос! Он же специально пришёл, чтобы меня встретить!» — «Ты странный, ты стал такой странный!» — Они ехали и смеялись. За окном мелькали улицы города, украшенные броской и безвкусной рекламой. «Как дочь, как жена?!»

«Они в полном порядке. Боже мой! Родной город, родные ухабы и грязь! Я рад, что вернулся домой!»

Неожиданно он потерял чувство направления, пытаясь разгадать, где они проезжают. «Ну и ладно», — подумал он и закрыл глаза, готовый теперь же уснуть. (Пуруша этому способствовал.)

И вот он сидел в своей квартире, смотря сквозь стекло на заснеженный орех, вспоминая уже не девушку, а старуху, которая была матерью отца девушки.

Вероятно, она думает, будто все, обладающие знанием, а также силой, должны находиться в поле зрения религии, а если не так, значит, целительскому мастерству способствует низверженный дух?

Он чувствовал себя хорошо под куполами церквей и ходил иногда ставить свечи, делая всё то, что и должно делать в храме. Он знал также своих святых покровителей и с почтением склонял голову перед иконами, понимая при этом, Кто стоит над ними. Однако фанатично, до истерик и слёз, до ухода в экстатический транс, до соблюдения всех постов и заучивания молитв он не был предан той религии, в которой оказался. Отсюда ли произрастают враждебные тычки взглядов этой старухи? Возможно, она предпочла бы ему священника и Святое Причастие, и это было бы даже правильнее всего. Но как быть, если девушка не обладает верой?..

Он возвращался мыслью в тот дом и снова проводил свою тень мимо старой женщины, восстанавливая свои ощущения. Различался страх, и смутно угадывалась связь между этим страхом и ластоногой.

Сестра позвонила ещё осенью. Они работали над картами местности вместе с матерью девушки. И мать девушки рассказала сестре о болезни, которая много лет терзает её дочь. А сестра передала только что вернувшемуся брату — телефон тогда зазвонил старым ещё трезвоном, тем ещё громким, щемящим ухо и вызывающим неожиданно резкое сокращение то ли диафрагмы, то ли сердца — «ох, телефон!». И вот теперь он отпускает свою эманацию блуждать по комнатам, мимо кухни, где старуха стоит за спиной матери и ворчит ей в затылок, а мать и не слышит, потому что не хочет, чтобы слова этой старой и злобной женщины завладели ей. За те шестнадцать лет, что прошли в этом доме, она научилась выставлять заслоны не только словам, но и самим мыслям, проникающим сквозь кожу. Отца он не видел. Отец был стёрт, как след карандаша на белой бумаге. Время от времени он вырисовывался между женщинами, но рисунок его был прозрачным и неконкретным, сквозь него просматривалась мебель; когда старая ведьма обращала на него взгляд, отец исчезал, оставляя после себя лишь смутные очертания одежд.