Феи в шляпках - страница 2

  Мама вырастила меня одна. О моем отце она никогда ничего не рассказывала - когда я малявкой спрашивала ее о нем, мама отшучивалась, а когда мне было лет тринадцать, в ответ на одну из подростковых истерик ("Я имею право знать! А не скажешь - с крыши, под машину, в речку!") она сурово ответила: "Он умер." - "А где он похоронен, покажи мне его могилу!" - "Она - в моем сердце". У мамы были такие отчаянные глаза, что я вдруг сникла и поняла, что еще немного такого моего напора и она - с крыши, под машину, в речку...Больше я об отце не спрашивала. Зато у меня появился огромный простор для фантазии: каждого мужчину подходящего возраста, встречавшегося мне на улице, я могла вообразить своим отцом. Я придумала несметное количество историй любви - его и маминой любви, итогом которой стало мое появление на свет. Однажды мне показались какими-то невероятно знакомыми и родными черты лица одного бомжа, зачастившего к нам во двор собирать бутылки, и я тут же решила, что это он - мой папа, пришел разведать, как мы с мамой живем-поживаем. И я ему всегда приветливо улыбалась, а один раз даже дала какую-то мелочевку - просил на опохмел. Но потом я увидела его около нашего продуктового магазина, мертвецки пьяного, лежащего в луже собственной мочи, и решила...нет, нет, нет, я обозналась. Долгое время я считала себя дочерью одного известного актера (фамилию я не буду называть, зачем зря обижать человека?), я похожа на него разрезом глаз и формой носа, но изучив биографию звезды, я убедилась, что во время моего зачатия, он ну никак не мог оказаться здесь, а мама - там, где был в то время он. Слишком уж далеко...Но все равно эта игра в угадайку мне очень нравилась. Наверно, благодаря ей я и стала писательницей.

  Мама умерла, не дожив три недели до моего восемьнадцатилетия. И хуже всего то, что она умерла в мое отсутствие - как раз в то время я проходила фольклорную практику в глухой полесской деревеньке под названием Зыбухино: вместе с другими филологами-первокурсниками преследовала местных (надо сказать, очень проворных) бабок с просьбами спеть песню, рассказать сказку, легенду или на худой конец анекдот. Бабки соглашались только при условии, что "маладеж им паможа у гародзе". И мы целыми днями толклись среди грядок с морковкой и луком, а вечером, жутко уставшие, засыпали, слушая "преданья старины глубокой". Впрочем, там было так весело...

  А мама умерла от сердечного приступа. Мне рассказали, когда я вернулась (отыскать меня в той глухомани было очень сложно, а практика закончилась через четыре дня....после...того, блин, я уже реву...чертово Зыбухино!), что все случилось так внезапно, мама была на работе, в библиотеке (она всю жизнь работала в детской библиотеке, потому что очень любила книги и детей...и вообще она была такая...ладно, потом...), подклеивала книги (потому что, им больно если они порваны...) и вдруг побледнела, за сердце схватилась, сказала "Ой, мамочка!" и...Елки-палки, такое длинное предложение получилось и, наверное, очень путаное, надо будет его разбить на части, подкорректировать, сейчас не могу, маму...маму...так жалко...Ее без меня и похоронили. Теть Галя. Больше-то никого у мамы не было из близких, только мы двое. А я в Зыбухине...Могла ли тетя меня отыскать до похорон? Могла, наверно, все-таки я была не на краю света. А с другой стороны - я б точно к маме в могилу прыгнула...или еще чего...тетя знала, что от меня помощи во всех этих делах будет мало - одни слезы...Я и потом долго ревела...и сейчас реву...начала, блин, рассказ...

  Как я приехала, немного в себя пришла, где-то через пару дней, тетя со мной разговор завела: "Ты взрослая, Настенька, почти совершеннолетняя, ты теперь сама о себе должна заботиться. Я, чем могу, буду помогать, помни. Будь умницей, не плачь больше, а то я сама, на тебя глядя, сейчас разрыдаюсь. Сирота ты. Нет больше Вали (так звали маму), а отец твой...да, ты ведь до сих пор не знаешь его, Настя...Отец твой..." Она так это сказала, что я тут же поняла, что дальше последует имя моего отца или какая-то другая информация о нем, и что-то во мне так передернулось, так встрепенулось, что я тут же уши заткнула и заверещала во весь голос: "Не смей! Не говори! Не надо!", и пулей - от тетки...И больше не разговаривала с ней: телефон выключила, к входной двери не подходила. А потом у меня день рождения был. Я его дома просидела - никуда не хотелось идти. Друзей послала подальше - никого не хотелось видеть. И тут - звонок в дверь. Я подошла. Думаю, гляну, кто там, и отойду. Смотрю: никого, только удаляющиеся шаги по лестнице слышны. Приоткрыла дверь - на коврике лежит конвертик небольшой. И...подумала я, что это один...ну, было у нас с ним на практике...мой сокурсник...решил таким образом поддержать, так корректно, чтоб не задеть неловким словом, взглядом...Открыла. Керженцев А.Б. Надпись на небольшом клочке бумаги. И все. Я не знаю никакого Керженцева. Хотя нет - на восьмом этаже живет такой толстый дядька, у него жена - неприметная крашеная блондиночка и двое сыновей - одного недавно в армию провожали...Стоп! Подчерк! Почерк - тетьгалин, как же я раньше не заметила...Черт! Черт! Черт!