Фельдегеря генералиссимуса - страница 16

– Девки-то наши, конечно, товар соблазнительный, – продолжил свои откровения Семен, когда Селифан ничего не ответил будущему каторжнику. – Ну, подумай сам, долго ли, особенно на морозе, в таком соблазнительном виде выстоишь? Вот и поим лошадей, чтоб они наверняка возле баньки остановились. Девки тогда и выбегают.

– И всех вы поите без разбору? Курьеров али фельдъегерей тоже?

– Избави Бог!.. Фельдъегерей, – перекрестился Семен. – Поим с понятием. Правда, этим летом к нам один фельдъегерь заехал. Колесо у него сломалось. Сам я ему это колесо с кузнецом нашим и починил. С девками, конечно, само собой, он побаловался. Смешная история с ним приключилась, – захохотал Семен. – Пока он в баньке с ними парился, значит, лошадь сумку его чуть не сжевала. Ели спасли! Ох, матерился он, бушевал. «Ремешок-то всего и съела», – урезонивал я его. Ни в какую! Пистолетом машет, курок взводит. Насилу утихомирили. Денег даже не взяли. Думаю, он нарочно бушевал, чтобы денег-то не платить. Нет, с таким народом мы не связываемся. Зачем? Денег-то с них все равно не возьмешь.

– Стало быть, говоришь, с понятием, с разбором поите! – сквозь зубы проговорил Селифан и так прошелся кнутом по спинам своих лошадок, что они вихрем взметнулись, вихрем домчались до Выдропужска и, вихрем развернувшись, встали возле станционной избы. И теперь уже Селифан, ухватив за горлышко бутыль с лошадиной водкой и взяв за горло Семена, вихрем влетел в избу!

– Говори, ирод, этим зельем ты фельдъегерских лошадей поил? – заорал он на станционного смотрителя, мирно пившего чай, – и с грохотом поставил бутыль на стол. – Этим?

Смотритель затравленно посмотрел на бутыль, на Селифана, на Семена.

– Этим, – сказал чуть слышно.

– Кто тебя надоумил? С кем ты в заговоре? Отвечай! – И Селифан выпихнул Семена вперед: – С ним?

– Нет, – ответил смотритель.

– А с кем тогда?

– Пусть он уйдет, – кивнул головой смотритель на Семена.

– Мерзавец, ты у меня будешь говорить! – на чистейшем французском языке заговорил тогда Селифан и ухватил смотрителя за горло.

Смотритель захрипел, но по-французски он не понимал.

– Каналья, говори! – перешел Селифан на немецкий и крепче сжал его горло, но смотритель не понимал и по-немецки.

– Висельник, – обратился тогда Селифан к нему по-английски, – я тебя заставлю говорить!

Смотритель захрипел еще пуще. Он не понимал и по-английски – и обалдело смотрел на Селифана, приняв его за генерала. Так был свиреп и важен в эти минуты Селифан.

– Отпустите, барин! – наконец вымолвил смотритель по-русски.– Я все скажу… в-ваше… ваше прев-вос-сходительство!

– Говори! – лишь ослабил хватку Селифан.

– Месяца два тому назад один черный человек… как вы… инкогнито, – начал рассказывать смотритель.

– Что? – взревел Селифан, входя в генеральскую роль. – Как смеешь ты меня с каким-то мавром сравнивать! Задушу, – добавил он сообразно мизансцене, в коей они в данный момент оказались, и захохотал.

Селифановой шутки смотритель не понял, так как Шекспира не читал, да и не до Шекспира ему было.

– Простите, ваше превосходительство, – проговорил он, – не точно выразился. Он во всем черном был, а так… лицо белое, усы только и бакенбарды черные… и на голове, разумеется, черные.

– А не путаешь? Может, крашеные?

– Нет, не путаю. Природный цвет.

– Не прихрамывал?

– Нет, шустрый был… вроде вас, – осекся смотритель. – Все стращал. Откуда-то узнал, что мы тут, – кивнул головой на Семена, – проделываем. Вот и застращал. В полной его власти, ну, я и оказался. Приказал фельдъегерских лошадей поить водкой ихней, но меру в два раза уменьшил. Вот я безропотно и поил.

– А где сейчас этот человек в черном?

– Уехал сразу же.

– И куда уехал?

– Он не сказывал куда… В сторону Москвы поехал. Больше я его и не видел.

– Так, – насупился Селифан. – О чем я с тобой тут толковал… никому! Понял? – И брезгливо отшвырнул от себя смотрителя.

– Как не понять, ваше превосходительство!

– И вот еще что, – уже в дверях проговорил Селифан. – Если вдруг он объявится, то в Москву немедля депешу на мое имя. Генерал-аншефу Селифанову!

– Непременно! – возликовал смотритель. – Непременно! – И рухнул на табурет.