Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг. - страница 7

Не обошел своим вниманием Восточную войну и германский современник Свечина историк Э. Даниэльс[33]. В конце 1920-х гг. ему пришлось завершать дело, начатое когда-то его учителем Г. Дельбрюком. От имени знаменитого профессора Даниэльс дописывал последние три тома капитального семитомного труда «История военного искусства в рамках политической истории». Пятый том, содержавший пространную главу о Крымской войне, был переведен и опубликован в СССР издательством Наркомата обороны за несколько лет до выхода хорошо известной монографии Е.В. Тарле, однако он не оказал сколь-нибудь значительного влияния на отечественную литературу по данной теме. Тем не менее труд Даниэльса представляется сейчас сильно недооцененным. Он имел ряд очевидных преимуществ перед шаблонными и мало чем отличавшимися друг от друга работами позднейших отечественных историков, которые посвящались очередным юбилейным датам[34]. В эпоху между мировыми войнами, после смертельного военно-политического противостояния России и Германии, в ожидании следующего, еще более жестокого противостояния между Германией и СССР, положительные исторические оценки потенциального противника выглядели не слишком уместно и в научной литературе. Поэтому неудивительно, что русские в представлении Даниэльса являлись практически варварами, а их армия объявлялась «самой отсталой из крупнейших европейских армий»[35]. Но при этом именно пресловутая русская «отсталость» подспудно и вызывала у автора смутную тревогу за будущее. Он указывал, что под давлением страшных лишений в битве за Севастополь даже «самые сильные нервы должны были отказаться служить. У русских они сдавали довольно медленно»[36]. В то же время Даниэльс обращал особое внимание на военно-политический контекст севастопольской осады, в первую очередь на международную изоляцию России и угрозу со стороны Швеции, Пруссии и в особенности Австрии. Автор указывал, что «политическое положение вынуждало Россию держать целые армии на австрийской и шведской границах»[37], и констатировал, что «они (русские. – А. К.) чувствовали себя сильнее ущемленными австрийской дипломатией, чем крымской коалиционной армией союзников»[38]. Вывод автора, утверждавшего, «что союзники не смогли выиграть войну военными средствами», что, «в конце концов, Россия была побеждена только вследствие своей дипломатической изоляции»[39], также звучал достаточно неожиданно по сравнению с отечественной историографией.

Наибольшей известностью до сих пор пользуется монография академика Е.В. Тарле[40]. И хотя в данной работе дипломатический аспект описываемых событий оставлял в тени стратегическую составляющую внешней политики, его рассуждения о противоречивой роли князя Паскевича представляют определенный интерес. Тарле указывал на то, что Паскевич накануне и в начале войны склонялся к проявлению гораздо большей осмотрительности, чем Николай I.

Автор объяснял это тем, что, в отличие от императора, князь Варшавский отдавал себе отчет в истинных, то есть весьма ограниченных, возможностях русской армии. Поэтому «не только за себя, но и за всю николаевскую Россию он боялся, когда настаивал на осторожности, и не только помрачения личного своего престижа он ждал от возможной неудачи на войне»[41].

Тарле достаточно четко уловил тот факт, что на самом деле в 1853–1854 гг. речь шла не о боязни фельдмаршала за свой престиж, а о сложных и слабо предсказуемых изменениях внешнеполитической ситуации, и что в подобном контексте осторожность Паскевича являлась скорее следствием более глубокого понимания стратегического положения сторон.

Последней на данный момент обобщающей работой, посвященной России в Крымской войне, является монография американского историка Дж. Ш. Кёртисса[42]. Ее отличает гораздо более глубокое, чем в отечественной историографии, знакомство с англо-франко-австрийскими источниками и литературой. Автор нарисовал намного более сложную картину Восточного кризиса в 1853 г. и колебаний австрийского правительства в 1854–1855 гг., чем, соответственно, Е. В. Тарле и А. Н. Петров. Однако, что касается оценок действий Паскевича, Кёртисс, с одной стороны, указывал на то, что фельдмаршал «возглавлял список бездарностей в николаевской армии»