Felix - страница 11

В Европе это так же важно, как футбол, понимаете? Я хочу, чтобы Россия вернулась к своим истокам великой конной державы. Я хочу, чтобы на наш, кстати, старейший в мире ипподром вернулись люди, чтобы он расцвел. Вы знаете, что французы полностью скопировали наш центральный ипподром, попросту срисовав его с натуры в тысяча девятьсот двадцатом году? А мы построили его в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом.

Мы были лучшими! Когда в Москву приезжают члены королевских семей, наследники самых громких аристократических фамилий в Европе, знаете, куда они просят отвезти их в первую очередь?

— На ипподром, — предположил Арнольд, безостановочно кивая головой.

— Правильно. Лошади — часть их культуры, воспитания и истории. А мы свою историю заживо похоронили, понимаете?!

Нельзя сказать, что Александр Добролюбов не вел разговоров о животных в силу специфики своей профессии. Но гон Ройтера заставил его другими глазами посмотреть на своего визави. Это была не игра, не дань престижу или моде, это была его жизнь.

Ройтер продолжил говорить, не сводя горящих глаз с собеседника. «Что у тебя в рукаве, дядя Марк?» — размышлял Арнольд, сожалея, что Игоря нет рядом. Он не был склонен к быстрому анализу, чаще полагаясь на интуицию, как все избалованные везунчики.

— Одомашнивание лошади началось более шести тысяч лет назад. С тех пор ведутся бесконечные генетические опыты, поиски идеальной породы. Понимаете, мы, люди, плюем на генетику, мы не спрашиваем у женщины, были ли в ее роду сумасшедшие или как быстро она может добежать от дома до парковки.

— Не все женщины появляются в нашей жизни, чтобы произвести потомство, — с улыбкой заметил Арнольд.

— А потом, когда оно появляется, становится уже поздно, — отрезал Ройтер. — Моя дочь такая же упрямая, какой была ее мать. Мой андалузский жеребец менее упертый, чем моя дочь, а ему всего год.

— Я думал, самая лучшая порода — это арабский скакун.

Ройтер многозначительно посмотрел на Добролюбова, пригладил бороду и, медленно выговаривая каждое слово, произнес:

— Арабская порода — это вершина мирового коневодства. Восточные лошади послужили основным племенным материалом для всех пород в мире. Эта раса обладает доминирующими признаками, способными передавать потомству характер и тип породы.

— То есть, если их скрещивать с другими, те становятся лучше? — Арнольд намеренно продолжал вести себя самым непосредственным образом, он уже нащупал путь к сердцу Марка Аркадьевича.

— Ну, примерно так, — подтвердил Ройтер.

— У вас есть арабский жеребец?

Ройтер с интересом посмотрел на Арнольда, как будто только сейчас осознал, кто стоит напротив него:

— Вы, кажется, сказали, что слышали что-то про мою конюшню.

Арнольду стало не по себе, он снова беспомощно пробежал глазами по опустевшему залу. Гости давно перебрались в другое помещение за накрытые столы. К Марку Аркадьевичу периодически подходили люди, с энтузиазмом трясли его за руку и отходили, не желая прерывать их эмоциональный разговор.

— Чем бы вы мечтали обладать? — неожиданно спросил миллионер. — У вас есть мечта?

— Есть вероятность, что вы ее исполните? — Арнольд хитро улыбнулся.

— Забудьте о пожертвовании, считайте, оно у вас в кармане, — отмахнулся Ройтер. — Я спрашиваю о вашей реальной мечте. У вас есть увлечения, помимо спасения животных?

Арнольду нужно было сказать «нет». Он знал, что у Добролюбова нет других увлечений, кроме его фонда. Он ничем не интересовался, его самолюбие сытно питалось за счет неувядающей идеи о спасении природы. Но интуиция подсказывала, что нужно ответить от имени Арнольда: «Говори на его языке, расскажи о своей страсти». «Нельзя рушить основы сценария», — твердил голос Игоря у него в голове.

В конце концов Арнольд принял простое, компромиссное решение. Он назовет то, чем хочет обладать, но по крайней мере это не будет похоже на вымогательство и это не будет «феррари».

— «Портрет женщины».

— Она продается? — спросил Ройтер.

— Она похищена из города Пьяченца, художник Густав Климт, приблизительная стоимость двадцать миллионов фунтов. — Арнольд мечтательно закатил глаза. — Я бы хотел случайно найти ее в каком-нибудь антикварном магазине на юге Италии. Чтобы дряхлый хозяин вынес ее из подвала в надежде продать за пару сотен евро.