Феми–фан - страница 48

Ниваро уплетал фрукты за обе щеки. Вкусно–то как! Сладкая мякоть просто тает во рту. Утолив голод, он бросился к Миркану, смотревшему на него со страхом и изумлением, и привычно протянул к нему руки, чтобы начать утреннее единоборство — не настоящее, конечно. Миркан был сильнее, но он показывал Ниваро приемы защиты и нападения в рукопашном бою. Однако Миркан не принял этого молчаливого приглашения к борьбе и решительным движением отстранил Ниваро.

— Погоди, мальчик. Повернись–ка спиной ко мне.

Ниваро повиновался, состроив недовольную гримасу. Почему Миркан так долго молчит? Прилив радостной силы, бурлившей в нем, постепенно ослабевал. Голова закружилась, и ему захотелось снова прилечь. Вдруг чья–то теплая и твердая рука коснулась его жестких, коротко стриженных волос. Ниваро повернул голову и встретился с внимательным взглядом глубоких темных глаз. Откуда здесь эта женщина? Он не видел ее раньше среди тех, кто прислуживал ему.

— Кто ты?

— Иана. Я излечу тебя. Новая кожа у тебя нарастет, и новая кровь заструится по жилам, и новым станет сердце твое…

Звуки округлялись у нее во рту, звучали протяжно, распевно, и слова превращались в удивительную мелодию. Чужеземка, подумал Ниваро, услыхав ее странную речь, но не почувствовал привычной настороженности и неприязни к жителям покоренных стран. Наоборот, ее присутствие почему–то было ему приятно. Пусть подольше держит руку на его голове…

— Станешь ты быстроногим и неутомимым, как конь, будешь, как рыба, плавать в воде, птицею в небо взлетишь. Все повидаешь ты, всюду пройдешь, мир для себя откроешь большой. Сильным и добрым вырастешь ты.

“Чудно;´ говорит, — подумал Ниваро. — Но ее хочется слушать и слушать… Вот смешной Миркан! Что он так уставился на нее? Неужто никогда не видел чужестранок?”

Один, без свиты, оставив телохранителей за дверью, неслышно вошел Лихар Великий и остановился, пораженный. В покоях было уже достаточно светло. Ниваро стоял отвернувшись, и хорошо было видно, как сквозь висевшие лоскутьями клочья потемневшей сожженной кожи проглядывала новая, чистая и розовая. Властитель приготовился проститься с сыном и вынести неизбежный приговор. Но эта вастийка… Она и вправду творит чудеса!

Ниваро почувствовал обращенный на него взгляд и оглянулся.

— Отец!

Он подбежал к Лихару и спрятал лицо в складках алого плаща. Властитель осторожно, все еще не веря своим глазам, касался его плечей, спины, рук. Спасен, неужели спасен?! О если бы его воины так же быстро оправлялись от полученных ран!

— Мое слово священно и нерушимо! Я дарую тебе свободу, женщина из Вастии. Ты заслужила ее. И Миркану воздам я должное — за добрые его дела и за худые.

Сумрачный взгляд Ианы, брошенный исподлобья, коснулся Властителя и словно ожег его.

— Ты хотела о чем–то спросить меня, женщина?

— Свободу нельзя даровать, ее можно лишь возвратить. Я хочу поскорее покинуть дворец.

— Мои кузнецы сегодня же снимут с твоей шеи цепь рабыни. Но побудь с моим сыном, пока к нему не вернутся прежнее здоровье и прежние силы. Я хочу, чтобы до того времени ты оставалась при нем.

…Теперь он стал рыбой, юркой серебристой рыбой, и скользил в быстрых холодных струях прозрачного потока, просвечиваемого солнцем до дна. Властная сила влекла его вперед и вперед. Постепенно поток становился все шире, превращаясь в реку. Новые берега и неизведанные глубины открывались перед ним, и было ему светло и радостно. Но вдруг что–то грубо и резко рвануло его вверх, потащило прочь из родной стихии, на гибельный воздух… И Ниваро пробудился в страхе.

— Миркан! Где ты, Миркан? — позвал он.

— Что с тобою, сынок? — горячая рука Ианы коснулась его руки.

— Мне приснилось страшное… — прошептал мальчик. — Позови ко мне Миркана!

— Миркана не увидишь больше, — тихо и печально молвила Иана. — Принял он смерть, и похоронили его с почестями, как славного воина.

Ниваро вскинулся, чуя беду.

— Отчего он умер? Скажи мне!

— По приказу отца твоего отрубили Миркану голову, а потом за былые заслуги воздали почести мертвецу.

— Но ведь Миркан… разве он виноват… — Позорные, непрошенные слезы подступили к глазам, и Ниваро застыдился своей слабости: настоящий воин не должен давать воли чувствам. — Ведь я сам… сам…