Фернейский мудрец или пешки Большой Игры - страница 34

  Сегодня Артемий шагнул из нашего мира в другой мир прямо в море. Конечно, не с целью искупаться в древнем Средиземном море, а зайти в город со стороны порта. Риммон выбрал место перехода на расстоянии три километра от берега, чтобы показать город Артемию во всей его красе. Болтаясь над морем на высоте один метр, они выискивали любой первый попавшийся корабль, который доставил бы их в порт. Наконец такой кораблик подвернулся. Это была галера, плывущая из Кемета. Невидимый для глаз Артемий ступил на её борт, никого из экипажа не побеспокоив. Риммон не стал описывать ему устройство этого плавучего средства, а указал на сам город.

  - Это Угарит. Считается крупным торговым центром. Сейчас там правит царь Никмадду Второй, а мы стоим на египетской галере. Сейчас в Египте, то есть в Кемете властвует Аменхотеп Четвёртый, это который Эхнатон. Сам Угарит не самостоятельное образование: он находится в вассальной зависимости от более мощных игроков - то от Хеттского царства, то от фараонов. Это будет до 1200 года, когда город будет уничтожен. Смотри, видишь те огромные башни на холмах, на которые ориентируются моряки. Это не маяки. Эти сооружения, похожие на башни, на самом деле храмы. Самый высокий храм - это храм Дагану. Метров сорок будет от уровня моря. Он располагается на одной оси с входом в порт. Поэтому его хорошо видно с моря. С запада от храма Дагону видно ещё одно сооружение. В этом здании обширный двор в центре. С севера во двор ведут ворота, которые нам и надо будет пройти. В крыльях этого здания есть обширные комнаты, в которые нам и надо попасть. Там лежат те самые глиняные таблички, которые мы отсканируем.

  В порту Артемий также незаметно сошёл с галеры, не попрощавшись с мореходами. Дальше было понятно куда идти. Ориентиром служили две башни. По дороге Риммон рассказывал Артемию про архитектуру здания, поясняя, что здесь же была и храмовая школа, в которой училась молодёжь под руководством мудрых жрецов. Прям как у вас в институте, ага. Только главный жрец жил же здесь. У учеников было много обязанностей, не то, что у вас. Изготовление глиняных табличек была так же их забота.

   В самом порту и городе бурлила экономическая жизнь. Народ заходил в лавки к продавцам, через проход, завешенный грубой тканью вместо двери. Торговали и на повозках и из шатров. Здесь же можно было увидеть погонщиков верблюдов; охотников, вооружённых луками; сновали водоносы, сидели в тени мелкие менялы. Солидные менялы сидели в прохладных помещениях. Артемий не мог отнести местный этнос к одной какой-нибудь группе. Здесь было всякой твари по паре. Риммон объяснял, кто из попадающихся на встречу людей является амореем, кто типичный финикиец. Галдёж стоял на разных языках. Народ общался на своих языках: угаритском, шумерском, аккадском, хурритском, хеттском, ну, и конечно, египетском. Больше всего говорили на аккадском, это был язык международного общения. Здесь же были и средства передвижения в виде верблюдов и осликов, которые совсем не озонировали воздух. Кругом крики, снуют вездесущие негры, и специфические запахи, ну, настоящий Чиркизон. Здесь же бегают и упитанные микки-маусы. Здесь Артемий едва не подхватил "парижский синдром", то есть острое психическое расстройство, вызванное жестоким разочарованием после реального посещения Парижа, в данном случае от реалей жизни в славном городе Угарите. На деле оказалось, что это не город сказка, не самое невероятное место в мире, совсем не город мечты. Здесь нет особой красоты, романтики. Реальная грубость местных жителей и приезжих, воровство, мусор на улицах, вонь - всё это вызвало у Артемия сильнейший шок. Мечта рухнула. Риммону пришлось проводить с ним психотерапевтическую беседу.

   - Это ещё только начало, - успокоил он Артемия. - Вот когда увидишь, как они жертвоприношения совершают, вот тогда начнёшь соображать, что с этим миром не всё в порядке.

  Артемий, стараясь идти в тени, добрался до высокого постамента, где стоял храм Балу. Балу почитался как сын Дагана. Храм состоял из прямоугольной постройки и примыкающего к ней просторного помещения. Считалось, что само божество обитает здесь же. Оба храма были довольно высокими. Крыши у них были плоские. Вот на эту крышу и поднимался жрец, чтобы наверху, поближе к божеству, читать священные тексты и возносить молитву богу. Перед храмом Балу располагался обширный двор, из которого в помещение перед храмом вела большая монументальная лестница. Во дворе толклись паломники и служители. В сам храм народ пускали только под присмотром младших жрецов. Как сказал Риммон: