Феррус Манус: Горгон Медузы - страница 8
«И не надо так агрессивно давить на ручку. Машина хочет летать, брат. Не мешай ей».
Труракку захотелось возразить голосу из памяти, но он удержался и качнул отключенный рычаг влево, потом вправо. Даже во сне самолет жаждал взмыть в небо.
Терранин на месте Мозеса вряд ли бы назвал состояние перехватчика «сном». Бортовой когитатор «Ксифона» просто перевели в режим пониженного энергопотребления и отрезали от внешних раздражителей, чтобы он завершил декомпиляцию записей о боевом вылете для последующей выгрузки. Но для медузийца Труракка почтение к технике было столь же естественно, как привычка отворачиваться от ветра, защищая лицо. Он знал, что машина грезит.
«Но любишь ли ты ее, брат? Я же знаю, ты говоришь с ней, когда вы наедине».
Перед носом самолета возникла «Молния-Примарис» с черным корпусом. При ее появлении в кровоток Мозеса хлынули адреналиновые соединения, и пилот, забыв, что видит чужой сон, нажал на гашетку лазпушек. В безлюдном ангаре ничего не произошло, но в общих грезах Труракка и «Ксифона» сверхмощные энергетические лучи полоснули по петляющему ударному истребителю.
«Битва — нечто большее, чем цифры и углы атаки. Это состязание».
До перерождения Мозес рос в окружении машин. На Медузе они давали защиту, и от их благосклонности зависело само выживание. Они требовали не любви, а уважения, и у каждой единицы легионной техники имелись собственный характер и свои фавориты. «Ксифон» возражал против того, что ему в пару выбрали Труракка, — так же громогласно, как и сам воин поначалу. Вряд ли воин мог винить машину за то, что она боролась с ним.
«Мой брат слишком щедр на уверения».
Легионер тряхнул головой. Еще не хватало, чтобы слова брата-ведомого проникли в спящий дух и без того вспыльчивого перехватчика!
— За «Молнией», — пробормотал он, чуть потянув ручку на себя. — На сей раз мы все сделаем верно.
— Труракк?
Мозес не сразу сообразил, что голос Ортана Вертэнуса прозвучал не из сна-выгрузки. Пилот попытался сосредоточиться на «Молнии». Она удалялась, готовясь ускорить ход.
— Эй, я знаю, что ты там! Мне отсюда видны огоньки на твоем летном панцире.
— Я практикуюсь! — огрызнулся Труракк сквозь стиснутые зубы, стараясь удержаться в грезах.
— Мы понимаем, что тебе нужны тренировки, но пора бы и меру знать. Машина уже устала от твоего внимания!
Пилот услышал смешки, однако уже не из вокса на приборной панели.
— Мне понятно каждое твое слово по отдельности, а вместе выходит какая-то бессмыслица, — парировал он.
— Отключайся, Труракк.
Этот голос принадлежал командиру авиакрыла. Тон Палиолина отбил у Мозеса охоту к дальнейшим препирательствам.
Легионер неохотно завел руку за голову и отсоединил невральный кабель. Тот вышел из черепа с металлическим скрежетом. Симуляция в разуме мгновенно засбоила и погасла. Втянув холодный едкий воздух «Железного кулака», Труракк быстро заморгал, чтобы приспособиться к данной версии реальности. Он по-прежнему сидел в «Ксифоне», но с поднятым фонарем кабины и в темноте, которую рассеивали только крошечные индикаторы на его летном панцире, упомянутые Вертэнусом.
Все еще моргая, пилот под скрип снаряжения вылез наружу и увидел внизу звено III легиона «Коса» в полном составе.
Вот Эдоран — угрюмый, вечно недовольный, с тяжелым взглядом. Его брат-ведомый Тайро держал стакан и широко ухмылялся. Секка, неразговорчивый брат-ведомый Палиолина, стоял, скрестив руки на груди, и с профессиональным интересом разглядывал неосвещенный ангар.
— Ты слышал? — спросил Эдоран с типичным для себя постным выражением лица. Под его горжетом, словно громоздкие украшения, висели узлы подключения и ноосферные кабели. — Наш следующий вылет уже не будет игрой. И тебе нужно сойтись характерами не только с «Камой». Среди людей тоже есть уникальные личности.
На языке предков капитана Акурдуаны название «Ксифона» Труракка означало нечто вроде «стилета» или «клинка». Мозес ненавидел это имя.
— Спускайся быстрее, пока он не разошелся, — устало произнес Тайро.
— Не представляю, каким образом братание поможет нам достичь необходимого взаимопонимания.
— Они ведь не все такие, да? — поинтересовался Вертэнус.