Ферштейн, или Всем Звезда - страница 15

стр.

Но вот рассеянность сменилось озарением. Он хлопнул себя узкой ладонью по безволосому черепу:

— Да! Совсем ведь забыл, склероз. Слышал, слышал от своих коллег связистов, долго еще с ними переговаривался с Земли… Что тот, который самый большой из них, кажется, его звали… что-то связано с Гомелем, что ли. Ну, неважно. Коллеги рассказывали, что он потом служил в Афганистане и сгинул там без вести.

Лицо рассказчика сделалось озабоченным, он тяжело вздохнул и отвел глаза. Он явно ждал моей реакции.

Что-то меня останавливало, и я медлил с эмоцией. Да-да, определенно, это еще не все, должна быть «звезда», я помню.

Не дождавшись, связист продолжил:

— Но… по некоторым сведениям…

Он смятенно умолк, похлопал себя по карманам, вынул телефон, уткнулся в экран и даже озабоченно поцокал языком.

Экспромт неважнецкого актера.

Он продолжил глухо, не поднимая глаз:

— Сдался душманам. Принял ислам. Убивал советских солдат.

Я засмеялся, чем, кажется, немного испугал его. У него округлились глаза, и он выпрямился на стуле, как отпрянул. Так реагируют на неадекватных людей.

Отсмеявшись, «неадекватный» тоже хлопнул себя по лбу: слушай, еще вот по северной тематике, только что вспомнил, тоже ведь склероз!

И я рассказал, как забрел в малинник на окраине Южного Балыка. Ягод тьма, вот такие, не поверишь. И там, в недальней чаще, вдруг случился неведомый шум, защелкали ветки. И я ведь знал про медведей. Но не побежал. Конечно, уходил! Но не спеша, чтобы животное, царь мест, не подумало, что я трус. Я же не мог опозорить свой Индустриальный институт.

— Индустриальный институт, — связист сморщил нос и криво улыбнулся.

У него подходило время вылета. Объявили посадку. Мы заторопились.

— Слушай, — обратился я к нему без всякой надежды, — вы же, связисты, действительно, больше нас, простых смертных, знаете. Там в бочках, у вышки, жила такая девушка. Маленькая такая, кудрявая-кудрявая!..

Связист на секунду задумался, затем озарился, как помолодел, и сказал:

— Да… знаю. Спилась и скурвилась.

Он ослабил галстук и расстегнул пуговицу на воротнике.

Я как бывший курильщик понял: сейчас он страстно хочет затянуться. Но…

No smoking, please.

«А ты напейся воды холодной…» — вспомнил я, но на этот раз не засмеялся, а только расслабленно улыбнулся.

Опять объявили окончание какой-то посадки. Связист заторопился.

— Ладно, давай, будь здоров, Каратмэн!

— Давай, даст Бог, свидимся! — я сказал нормальную дежурную фразу.

— Маловероятно, редко здесь. За документами приезжал. Я теперь гражданин другого государства.

— Какого? — машинально спросил я.

— Европейского!.. — ответил он.

И разжал ладонь, избавляясь от рукопожатия, подхватил портфель, отвернулся и пошел, хлопая свободной рукой по карманам.

Мне представилось, что сейчас в самолете он зайдет в туалет, запрется, закурит, сядет на стульчак. И заплачет.