Фейри-таун - страница 12

Пустой дом дышал в затылок. Казалось, сейчас пройдет мимо служанка с ужином для отца или Глор заорет сверху, разговаривая по телефону. Ощущения, что семьи больше нет, не появлялось, хотя он и видел расчлененные тела. С матерью было проще — она давно болела, все знали, что конец близок и неотвратим, готовились к тому, что однажды она не проснется. А тут такое — резкое и острое, как ножевое ранение, и не ждал, а получил. О том, что чувствовали отец с братом перед смертью, он не хотел думать, блокировал обрывки рассуждений, пробивающихся сквозь пелену делириума, но все равно думал, не в силах прогнать их. Мысли грудились на ветках, как забытые висельники, тянули к нему костлявые руки и пытались выдавить из пергаментного горла человекоподобные звуки. Не получалось. Где-то с краю этой чащи висельников маячила тень банши и слышался волчий вой. И звон церковного колокола, всколыхнувший глубинные эмоции — страх и злость, которые поднялись над лесом черной тучей и заволокли небо.

В тело вонзились иглы, залезли под ногти и, кажется, в самые слезные протоки, и Вивьен забился, задыхаясь теперь по-настоящему.

— Если ты еще раз вмажешь мне, — услышал он рядом, — то я оставлю тебя тут до утра.

От ужина Арман отказался.

— Господин не в настроении? — заметила Гретхен.

— Проще посчитать дни, когда оно было. Постелешь мне? Давно не лежал на кровати.

Гретхен притащила в спальню две маленьких подушки из гостиной, откинула тяжелое верхнее покрывало и расправила одеяло — господин нечасто просил о таком, а она питала особую нежность к старым человеческим привычкам, будь то сон в постели или вечерние прогулки до булочной. В ней Гретхен всегда покупала ржаной хлеб и кормила им уток в парке.

В кровати Арман пролежал, как обычно, без сна до рассвета, а вечером посетил отдел и убедился лично, что дело об убийстве передали в другое подразделение.

— За особняком Моро установлено наблюдение, — сказал шеф. — Если целью преступника была вся семья, то это вдвойне необходимо.

— Если целью была вся семья, то он вернется, когда наблюдение снимут. Через месяц или год — не имеет значения.

Арман выждал положенные три дня скорби, принятые в их мире, и с наступлением ночи приблизился к особняку. Звонком в дверь он ничего не добился, да и не ожидал, что кто-то откроет, поэтому вошел через заднюю дверь — сигнализацию так и не включили после взлома, а замок не заменили. Видимо, младший Моро не оправился от потери в достаточной мере, чтобы думать о делах насущных, а без его ведома никто не смел делать что-то на территории особняка.

Вивьен нашелся в гостиной, и сначала Арман решил, что он тоже отправился вслед за отцом и братом, ведь пульс не прослушивался. И не прощупывался. Арман поднял голову Вивьена, потянул вверх веки, увидел, что глаза закатаны, но дыхание все же есть, оглядел рассыпанную по полу и столу «пыль», смахнул все, что смог собрать, в пакет, а затем, высыпав в раковину в ванной, включил воду. Шеф не похвалил бы его за уничтожение вещдоков, но Арман рассудил, что это сейчас только усугубит дело. Утром нагрянут полицейские с ордером на обыск, чтобы перелопатить тут все, что не успели три дня назад, и Вивьена привлекут за хранение, а он и так в одном шаге от обвинения в убийстве. Зачем сам ввязался в это, пока Арман понять не мог, но оставаться в стороне не получалось.

Когда ванна набралась до половины, он закрыл кран и вернулся с безвольно висящим на руках телом, но стоило уронить его в ванну, как Арман тут же получил ногой в живот. Вивьен вырывался, но сил, чтобы выбраться, все равно не хватало — то ли Арман был сильнее, то ли поспособствовала изнуряющий нервы и тело коктейль из «пыли» и алкоголя.

— Отпускаю, — сказал Арман, убирая руки с его плеч, и Вивьен рывком встал.

Ничего не сказал он только потому, что не мог — челюсти сжало от холода. Содрав с себя мокрую одежду, он сдернул с крючка у зеркала халат, завернулся в него и попытался расправить полотенце. Даже стоя у двери, Арман слышал, как стучат его зубы. За те несколько минут, что Вивьен пробыл без одежды, он убедился, что никаких свойственных всем фейри физических уродств у него нет. Либо он плохо рассмотрел все остальное, застопорившись на гибкой спине и острых лопатках, а затем на ногах.