Филипп Август - страница 26

Итак, в 1184 году открылась брешь в безраздельном господстве магнатов при французском дворе. Отныне король знал, что он способен принимать решения, нисколько не обязанный следовать указаниям самого могущественного придворного клана или же советников второго порядка. Разумеется, для восстановления королевской власти во всей ее полноте требовалось много времени. Еще в течение многих лет архиепископ Реймсский, дядя короля, будет находиться при нем и твердо удерживать главенствующее положение в его совете. Однако Филипп уже не заблуждался относительно важности своих собственных решений. Это не означает, что он больше не собирался спрашивать чужого совета. Но теперь он был убежден, что в том случае, когда мнения советников расходятся, окончательный выбор за ним. Более того, уже в 1185 году он задумал овладеть «инструментами власти» и не стал назначать нового канцлера вместо умершего Гуго дю Пюизе. Короче, жестокое испытание, которое он пережил вместе со своей супругой весной 1184 года, показало ему, что он способен на самостоятельные решения и может заставить других, включая магнатов, соглашаться с собой, если четко выразит свою волю.

Обстоятельства помогли королю Филиппу при первом утверждении его личной власти. По правде говоря, чтобы развить этого успех, требовалось еще много времени, терпения и искусных маневров. В следующем году король не раз подтвердит свою политическую квалификацию. Исходя из этого, можно ли усмотреть в его угрозе отослать Изабеллу на родину некий шантаж по отношению к Бодуэну де Эно, шантаж, имевший целью вынудить графа решительным образом встать в ряды королевских сторонников? Не обнаруживает ли это в юном Филиппе рано появившуюся способность вести безжалостную, жестокую двойную игру, подобно тому, как какой-нибудь великий талант может проигрывать в уме сложные комбинации? Нет, этого еще не было в 1184 году, и Филиппу придется пройти через несколько печальных опытов, прежде чем он сможет выработать очень сложную политическую стратегию.

С другой стороны, не позволяет ли столь быстрая перемена в поведении увидеть в Филиппе человека непостоянного, боязливого, подверженного чужому влиянию? Нет, это значило бы пренебречь его конечным решением, которое он уже не будет пересматривать и последствия которого были велики. Однако в этом деле, как и во многих других, он показал себя человеком беспокойным. Он оставался таковым всю свою жизнь. Тем не менее благодаря твердой воле и решительности он преодолевал это беспокойство, которое таким образом становилось дополнительным козырем в делах управления людьми и государством, ибо оно позволяло ему предвидеть различные последствия тех решений, которые ему надлежало принять. Взвесив все «за» и «против», он мог решать с полным знанием дела. Короче, его тревожная настороженность удачно сочеталась с другой стороной его характера — импульсивностью, которая, в противном случае, могла бы иметь опасные и мрачные последствия. Властное руководство, которое он отныне желал взять на себя, должно было сопровождаться более твердым самообладанием и упорной целеустремленностью. Нетрудно догадаться, какие неудобства были с этим связаны. Силой сдерживая свою порывистость, король Филипп собирался затвориться в себе, укрыться за настоящим панцирем и воздвигнуть между собой и другими людьми непреодолимый барьер. Он часто старался прятать свой внутренний мир от других, превращаясь тем самым в загадочного короля, мотивы поведения которого иногда очень трудно ухватить и понять.

Еще юный, находясь на пороге своего двадцатилетия, король Филипп понял, что его личная власть зависит от мастерского владения аппаратом управления, то есть от распоряжения определенным количеством «колесиков» и людей, заставляющих их функционировать. Однако мало того, что к 1185 году органы власти еще не вполне сформировались, — само политическое пространство, оставленное для королевской инициативы, было очень узким. Филипп не сам выбирал себе советников, и среди них лишь представители семейства Дрё и шамбеллан Готье оставались верными сторонниками власти Капетингов. Например, коннетабль Рауль де Клермон со всей очевидностью продемонстрировал опасный оппортунизм своими колебаниями между фламандским и шампанским кланами. Должен ли был Филипп II смириться с тем, что знатные вассалы заправляют в политической жизни, а возможности, оставленные ему для сохранения некоторого влияния, сводятся лишь к лавированию между этими могущественными хозяевами крупных региональных владений?