Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во - страница 49

Публицисты, не замечая того, о чем я сказал, измучились в поисках происхождения права собственности, заблудившись в абсурдных предположениях. Настолько уместно спросить, а по какому праву человек владеет своим телом? Тело человека – это не человек целиком; оно не есть, собственно, его, но то, что у него. Его собственность – тоже не его тело, но то, что принадлежит его телу. Похитить его тело – это лишить его жизни: у него похищают то, что есть у его тела, значит, отбирают у него средства жизни. Сила, несомненно, может его лишить одного и другого, но сила может также их сохранить; и человек имеет право защищать свою жизнь столь же, сколь и средства жизни, то есть свое тело и то, что есть у его тела, или свою собственность.

С того момента, как Провидение установило между людей принцип Социального состояния, понадобился и принцип собственности, потому что одно не может существовать без другого. Первые инстинктивные ощущения, осознанные Человеческим царством, суть пользоваться и владеть – для мужчины; и владеть и пользоваться – для женщины. Из-за этого противоречия, как я его показал, произошло потрясение, давшее движение всему остальному.

Итак, собственность есть потребность, столь же присущая человеку, как и пользование. Ощущение этой потребности, трансформированной в душевной сфере в чувство, ставшее постоянным, как и все другие чувства в отсутствии самой потребности, вызвавшей их к жизни, производит в человеке ряд страстей, сила которых обнаруживается и распространяется по мере того, как цивилизация прогрессирует. От чувства собственности происходит право; страсти, сопровождающие чувство, порождают средства обретения этого права и его сохранения. Для этого нет никакой нужды в договоре: закон, установивший право, запечатлен изначально во всех сердцах.

Я не хочу сказать, тем самым, что на заре общественной жизни человек, оставшись без лука, не попытается завладеть другим луком, дабы ему не лишиться, если это возможно, дичи, на которую он должен охотиться, оленя, которого он должен вырастить и выкормить; я говорю только, что, поступая так, он осознает, что поступает против признанного им самим права, которое он хочет, чтобы чтилось в нем самом; а для сохранения права ему изначально известно, что человек, которого он хочет ограбить, будет бороться с ним таким же образом, как боролся бы он, оказавшись в подобном положении. Если бы он не ведал этого, то Социального состояния не существовало бы даже в зачатке, – и лук не был бы изготовлен, и дичь не была бы поймана, и олень не был бы приручен. Из сознания этого происходит неприятная ситуация для строптивца, поскольку силы в нем уменьшаются постольку, поскольку он чувствует свою несправедливость, а силы его противника растут постольку, поскольку он чувствует свою правоту.

Итак, человеку лучше соорудить себе лук на отдыхе, чем его похищать с очевидной опасностью для своей жизни. Он предпочтет пойти на охоту или рыбалку за свой собственный счет, нежели непрерывно бороться, и здраво рассудит, что в его труде заключены наименьшая усталость и наименьшая опасность. Тем не менее, любая неотложная потребность его не толкнет непреодолимо к пренебрежению смерти; в этом случае он моментально окажется в природном состоянии, из которого он вышел и подвергнется риску потерять свое тело, чтобы достичь средства для его сохранения. Иногда ему может повезти, но чаще его ждет гибель, и смерть, будучи известной в народности, станет уроком, из которого Социальное состояние извлечет выгоду.

Таковым было общая ситуация в Гиперборейской расе по отношению к праву собственности в эпоху появления Судэйцев. Данное появление и состояние продолжавшейся войны внесли в это право некоторые значительные изменения. Поначалу народности разделились на два разных класса, установив у себя несколько видов начальства. Совершившееся разделение было в природе вещей. Ибо совсем неправильно, как утверждают отдельные публицисты, либо неуклонно пылкие плохие обозреватели, что все люди рождаются крепкими и воинственными. Люди рождаются в неравенстве всех видов и более склонны к установленным в них свойствах, нежели к другим. Среди них есть слабые и сильные, маленькие и большие, ленивые и проворные. В то время, как одни любят беспокойство, шум, опасности; другие ищут, напротив, отдохновения и спокойствия, и предпочитают ремесло пастуха и земледельца ремеслу солдата. Идти за плугом им подходит больше, чем терпеть тяготы войн, и пастуший посох для них более привлекателен, нежели копье или дротик.