Философия Хрестоматия - страница 23
Значит, это и есть несправедливость. И давай скажем еще раз: в противоположность ей справедливостью будет - и сделает справедливым государство - преданность своему делу у всех сословий: дельцов, ремесленников и стражей, причем каждое из них будет выполнять то, что ему свойственно.
Значит, мой друг, мы точно так же будем расценивать и отдельного человека: в его душе имеются те же виды, что и в государстве, и вследствие такого же их состояния будет правильным применить к ним те же обозначения.
Познаем мы посредством одного из имеющихся у нас свойств, а гнев обусловлен другим, третье же свойство заставляет нас стремиться к удовольствию от еды, деторождения и всего того, что этому родственно.
И многое будет многим лишь по отношению к малому, двойное к половинному и так далее; опять-таки и более тяжелое - по отношению к более легкому, более быстрое - к более медленному, горячее - к холодному и так же все остальное, подобное этому.
А что сказать о наших знаниях? Не то же ли и там? Знание само по себе соотносится с самим изучаемым предметом, знание какого бы предмета мы ни взяли: оно таково потому, что оно относится к такому-то и такому-то предмету. Я имею в виду вот что: когда научились строить дома, это знание выделилось из остальных, поэтому его назвали строительным делом.
Какие качества имеет предмет знания, таким становится и само знание...
Но я не хочу этим сказать, что они имеют сходство с тем, с чем соотносятся, например, будто знание здоровья и болезней становится от этого здоровым или болезненным, а знание зла или блага - плохим или хорошим. Знание не становится тем же, что его предмет, оно соотносится со свойствами предмета - в данном случае со свойством здоровья или болезненности, - и это свойство его определяет.
И если, несмотря на то, что она {душа} испытывает жажду, ее все-таки что-то удерживает, значит, в ней есть нечто отличное от вожделеющего начала, побуждающего ее, словно зверя, к тому, чтобы пить. Ведь мы утверждаем, что одна и та же вещь не может одновременно совершать противоположное в одной и той же своей части и в одном и том же отношении...
Точно так же о том, кто стреляет из лука, было бы, думаю я, неудачно сказано, что его руки тянут лук одновременно к себе и от себя. Надо сказать: «Одна рука тянет к себе, а другая - от себя»...
Мы не без основания признаем двойственными и отличными друг от друга эти начала: одно из них, с помощью которого человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения и наслаждений...
Так пусть у нас будут разграничены эти два присущих душе вида. Что же касается ярости духа, отчего мы бываем гневливы, то составляет ли это третий вид?..
Да и во многих других случаях разве мы не замечаем, как человек, одолеваемый вожделениями вопреки способности рассуждать, бранит сам себя и гневается на этих поселившихся в нем насильников? Гнев такого человека становится союзником его разуму в этой распре, которая идет словно лишь между двумя сторонами.
Ну а когда он считает, что с ним поступают несправедливо, он вскипает, раздражается и становится союзником того, что ему представляется справедливым, и ради этого он готов переносить голод, стужу и все подобные этим муки, лишь бы победить; он не откажется от своих благородных стремлений - либо добиться своего, либо умереть, разве что его смирят доводы собственного рассудка, который отзовет его наподобие того, как пастух отзывает свою собаку.
- Твое сравнение очень удачно. Ведь в нашем государстве мы поручили его защитникам служить как сторожевым псам, а правителям - как пастухам.
- Ты прекрасно понял, что я хочу сказать... Или как в государстве три рода начал, его составляющих: деловое, защитное, совещательное, так и в душе есть тоже третье начало - яростный дух? По природе своей оно служит защитником разумного начала, если не испорчено дурным воспитанием...