Философские арабески - страница 40

, в том числе и ряда биологическо-мистических кликуш современности, проходит мимо этого основного факта, как проходили мимо него очень многие представители идеалистической классической философии. Ещё бы! Ведь, простой акт пилки дров или сварки чугуна или выделки жидкого кислорода с точки зрения Канта есть тот самый прорыв в «трансцендентное», тот ужасный трансцензус, который «невозможен»! Что-то понаделает «практический» слон в фарфоровом магазине непознаваемых субтильных статуэток!..

К чести великого идеалиста Гегеля надо, однако, признать, что у него, у этого «Колоссального старого парня» (der Kollossale alte Kerl), как его любовно называл Энгельс, несмотря на то, что и ему вместе с Марксом приходилось вести отчаянную, страстную и победоносную борьбу с «пьяной спекуляцией» гегелевского идеализма — у него есть понимание практики, труда, орудия. Более того, у него действительно даны гениальные зародыши исторического материализма. В этом у нас будет ещё случай убедиться…

Область практики или практического отношения к миру можно понимать в широком смысле, куда входят и такие процессы, как, например, дыхание, широкое предметное взаимодействие между обществом и природой; в более узком смысле слова сюда относится производство и потребление; наконец, сюда же относится воспроизводство людей (см. Энгельс: «Происхождение семьи» и т. д.), т. е. область сексуальных отношений, и внутриобщественная практика, т. е. практика изменения общественных отношений, реальных, материальных общественных отношений. Здесь мы будем касаться, прежде всего, практики, как области соотношений между человеком и природой, практики, как она проявляется в действительной трансформации материального мира, т. е. тех самых «вещей в себе», о которые ломали себе зубы и перед которыми отступали столь многие философы.

Знать предмет, это означает овладеть им, как таковым -замечает где-то Гегель. Эта точка зрения весьма плодотворна и должна быть развита. И в особенности она должна быть развита при обсуждении вопроса о практике. Именно здесь особенно ясно, что материя внешнего мира превращается для человека в материал, в объект целесообразного воздействия, в объект переработки, согласно поставленной цели. Здесь — как определяет Гегель — «самочувствие единичности» стоит «против неорганической природы, как против своего внешнего условия и материала» («Философия Природы»). Являясь материалом, т. е. объектом воздействия, вещество природы превращается «искусственно» в другое, в другое качество, предмет непосредственной ассимиляции. В этом процессе обнаруживается реальная власть человека над природой.

Не сохранять себя, а развивать себя — нужно было бы сказать. Но это в данном случае имеет второстепенное значение. Гегель видел и роль орудий: у животных — орудийных органов (см. морфологическую теорию ак. Северцева), у человека, прежде всего, орудий труда. О последних он в «Науке логики» прямо писал: «…плуг почтеннее, чем те непосредственные наслаждения, которые подготовляются им и служат целями. Орудие сохраняется, между тем как непосредственные наслаждения проходят и забываются. В своих орудиях человек обладает властью над внешней природой, хотя по своим целям он скорее подчинён ей»[170]. Категории власти, овладения, силы, господства над природой для жизни, для «непосредственной экспансии» жизни, являются у Гегеля привычными категориями, и здесь, во всех аналогичных построениях, великий идеалист поистине стоит на грани исторического материализма, живое воплощение «меры» и перехода (в лице Маркса) в свою собственную диалектическую противоположность.

Итак, процесс производства есть процесс овладения внешним миром и его переделки, согласно определённым целям, в свою очередь, определяемым целым рядом обстоятельств. Но что означает этот процесс? Он означает изменение свойств, качеств предметного мира и создание таких