Финикийцы и Карфаген - страница 41
Это место было названо «Бирса», от греческого βύρσα — «снятая шкура».
Не обошлось без очередной драмы: Гиарб воспылал к Элиссе страстью и захотел на ней жениться; в случае отказа ливийцы пойдут войной на Карфаген. Элисса, чтобы избежать гибели Нового города, не то предпочла жертвенное самосожжение, не то бросилась на меч. Вся эта история вошла в миф о Дидоне и Энее, растиражированный Вергилием в поэме «Энеида», но, как и было сказано, это всего лишь красивая легенда, не взирая на тот неоспоримый факт, что Элисса и Пигмалион абсолютно реальные исторические персонажи, равно как и бегство из Тира — достоверно.
Разобраться, что происходило на самом деле в первые годы после основания Нового города (Карт-Хадашт по-финикийски) сейчас невозможно. Подробные сведения отсутствуют, а карфагенские библиотеки не сохранились по понятными причинам — римляне старательно вымели память о своем противнике. Однако, кое-какие заключения мы все-таки сделаем.
Была Элисса и ее спутники жертвами коварства Пигмалиона или наоборот, сами участвовали в заговоре против царя Тира, это в сущности неважно. Главное, что Карфаген с самого момента закладки первого камня оказался независимым городом — ведь его основатели были оппозиционны метрополии и, по крайней мере на первом этапе, не собирались поддерживать с Тиром никаких отношений.
Здесь сразу встает важный вопрос: а почему вдруг Элисса не поселилась в Утике, городе с какой-никакой инфраструктурой и удобствами, приличествующими царевне? Теоретически, сородичи-финикийцы не должны были отказать в гостеприимстве царской дочке? Отчего Элисса предпочла жалкую деревеньку на отдаленном мысу? Возможно, деревни там и вовсе не было, а упомянутый выше древний храм XI-X веков до н.э. построили зимовавшие в Ливии финикийцы, затем отправившиеся дальше, к Мелькартовым столпам?
Напрашивается вывод, что жители Утики не хотели возникновения проблем с Тиром — формально все финикийские поселения были административно подчинены метрополии, а в случае эксцессов или неповиновения Тир мог применить соответствующие меры воздействия и внушения: вспомним экспедицию Хирама Великого в Утику, когда горожане отказались платить подати. Принять беглую царевну и аристократов, находившихся в непримиримом конфликте с Тиром? Нет, спасибо, давайте не будем нарываться на неприятности.
Юстин извещает нас: «Жители Утики прислали [к Элиссе и ее спутникам] послов с дарами как к своим соплеменникам, убеждая их основать город на том месте, где они уже расположились по воле судьбы». Разумеется, одно дело пустить изгнанников в свой дом, юридически находящийся под властью царя, совета старейшин и народного собрания Тира, и совсем другое — нанести визит вежливости новым соседям, которые наверняка громко задекларировали, что Пигмалиону не подчиняются, а на Тир и его законы чихать хотели. Теперь мы сами по себе! В свою очередь Утика хорошо помнила флот Хирама Великого и неудачную попытку получить самостоятельность, в дальнейшем рассчитывая на поддержку со стороны Нового города в случае каких-либо затруднений. Все остались довольны.
Теперь надо было решить вопрос с местным населением — ливийцами. Легенду о воловьей шкуре и похотливом царе Гиарбе мы оставим поэтам и романтикам, а сами обратимся к фактам.
Господствующая над местностью высота, холм вошедший во все анналы под названием Бирса, скорее всего и впрямь был куплен у туземных вождей, которые, по Юстину, «обрадовались прибытию чужеземцев и возможности торговать с ними» — ливийцы давно были знакомы с обитателями Гиппона, Утики и Гадрумета, понимая выгоду общения с финикийцами. Упоминается и ежегодная дань, установленная за пользование землей; в современной трактовке это была арендная плата за дополнительные территории в районе Нового города.
К поселку начало стекаться местное население с товарами для обмена и продажи: продовольствие, звериные шкуры, домашние животные. Кого-то из ливийцев карфагеняне нанимали для общественных работ: как и положено у финикиских колонистов, Бирсу начали обносить стеной.