Флаг на грот-мачте - страница 5

— А то! — кивнул Ленька.

— И куда вы их складываете? — спросил Никита.

— Кого это? — не понял Карпа.

— Ну, которых наловили, — объяснил Никита.

Ленька надвинул на глаза кепку и молча отвернулся. Карпа схватил Никиту за руку:

— Гленарвана мы застукаем, когда он с помощником встретится. Сегодня баба-дура помешала. Но он обязательно придет. Где им встречаться, как не здесь? Самое подходящее для шпионов место — базар. Правда, Леня?

— А то! — сказал Ленька.

Карпа встал на цыпочки и начал возбужденно шептать Леньке на ухо. Ленька посоображал чего-то, потом кивнул.

— Можно!

— Слушай, Никита. Мы решили тебя принять в наше общество, — сказал Карпа торжественно.

Никита сообразил, что ребята хотят с ним покорешиться.

— Заметано, — сказал он.

— Ты вступаешь в общество Красных пинкертонов, — сказал Ленька так же торжественно, как и Карпа.

— Куда, куда? — удивился Никита.

Карпа возмущенно хлопнул себя по колену.

— Тебе же говорят русским языком: в общество Красных пинкертонов. Сыщиков то есть.

— А вот это, смотри, наш герб, — показал Ленька.

— Мы его три дня рисовали, — сказал Карпа.

Только тут Никита заметил прибитый к свае квадратный лист фанеры, на котором химическим карандашом был начерчен жирный круг. В круге маяк посылал лучи в волнистое море. Снизу крест-накрест нарисованы были сабля и ружье. С одной стороны по кругу написано было: «Честь», с другой стороны: «Верность», а сверху: «Дружба».

— Маяк — это чтобы все видеть, — объяснил Карпа. — Все опасности и рифы. Сабля и ружье — сам понимаешь. Это революция.

— А теперь клянись хранить тайну, — сказал Ленька. — Чтобы никому, ни под каким видом!

— Клянусь! — сказал Никита серьезно. — Никому!

Помолчали. Потом Карпа сказал:

— У нас и девиз есть, — и показал на фанерный лист с гербом.

— Какой еще девиз? — спросил Никита.

— Слово такое, чтобы своих узнавать, какой ты непонятливый, объяснил Карпа.

— А без слова что, не узнаешь? — все не понимал Никита.

Карпа на мгновение задумался.

— А если в темноте? Тогда как? — наконец спросил он.

Ленька сказал:

— Наш девиз: «Верность и честь». Пароль «Верность», а отзыв: «Честь». Запомни хорошенько. Если человек говорит тебе: «Верность!», ты должен ответить ему: «Честь!», бросить все дела и тут же бежать на помощь. Такой у нас закон. Соображаешь?

— Соображаю, — сказал Никита. Этот закон ему понравился.

— Понимаешь, — продолжал объяснять Ленька, — дружба — это верность и честь. Без верности и чести не бывает дружбы. Без дружбы и чести нет верности… А вот честь — она всегда… Она сама по себе… Понимаешь?

Никита ничего не ответил. Дружбу он уважал, она не раз выручала его в трудную минуту. Но вот рассуждать о таких вещах, как верность и честь, ему никогда не приходилось. В том мире, откуда он пришел, была, конечно, своя верность. И даже своя честь была. Только об этом не принято было говорить.

Занятные Никите попались знакомцы. Смешно на них глядеть. И игру придумали какую-то шибко мудреную. Здоровые парни, лет по двенадцать небось уже стукнуло, а лепят каких-то сыщиков. За последние три года Никита играл только в очко да в три листа, а уж в сыщиков-то, извини-подвинься! Сколько раз ему приходилось, дурея от страха, отрываться от грохающей сапогами толпы под жуткий свист дворников и милиционеров.

— А этого Гленарвана, не сомневайся, мы все равно найдем, — сказал Карпа. — Он нам давно подозрительный. Правда, Леня?

Ленька не успел ответить. В светлом проеме между сваями показался чей-то темный силуэт и раздался веселый окрик:

— Пинкертоши, вы где?

— Мы здесь, Володя! — крикнул Ленька и полез наружу.

— Это Ленькин братуха. Он из горкома РКСМ, комсомолец, — шепнул Карпа Никите, устремляясь за Ленькой. — Он про нашу тайну ничего не знает, ты не думай… Это он просто дразнится, потому что мы книжки про Пинкертона любим. Пошли.

Ребята выбрались из-под причала, жмурясь от яркого дневного света.

— Эге, да вашего полку прибыло. А это кто? — спросил высокий парень в выцветшей гимнастерке, подпоясанной широким армейским ремнем.

— Это, Никита, сын Лепехина из редакции, — сказал Ленька.