Флаг на грот-мачте - страница 7

Страшные сны стали сниться Никите еще в Петрограде в приюте для беспризорников, где он три недели провалялся в изоляторе с тяжелой формой испанки. Его без сознания подобрали прямо на улице.

Когда кризис миновал и Никита начал быстро поправляться, Лев Исакович, маленький лысый доктор с бородкой клинышком, долго осматривал его в холодной приемной. Прикладывая рожок к спине, просил сначала дышать, потом не дышать, заставлял закрывать глаза и подносить пальцы к носу. Стучал молотком по локтям и коленкам. Доктор что-то бурчал себе под нос, неодобрительно смотрел на Никиту поверх очков, потом велел одеться и пойти полежать в изоляторе еще пару деньков.

Никита лежал в пустой узкой комнате и смотрел в окно, где по подоконнику звонко стучала редкая крупная капель и светило солнце. Там на солнечном припеке бушевали воробьи. Никита был еще очень слаб и долго не мог смотреть на яркое. Тогда он закрывал глаза.

Скрипнула дверь. Он чуть приоткрыл один глаз и увидел в дверном проеме тонкую фигуру воспитательницы Ирмы Васильевны, которую в приюте звали Воблой. За ней заглянул коротенький доктор.

— Спит, — сказала Вобла.

— Всегда много спят после кризиса, — сказал Лев Исакович. — Ну вот, слава богу. С испанкой мы как будто сладили. Должен признаться, это было не просто.

— Я думала, не выкарабкается, — сказала Вобла. — Он страшно так бредил.

— Он и сейчас кричит каждую ночь, — сказал доктор. — То махновцы за ним гонятся, то милиционеры…

— Это опасно, как вы считаете?.. — спросила Вобла.

— Мы называем это ночными страхами, — сказал доктор Лев Исакович. Своеобразная реакция детского организма на избыток информации. Что вы хотите, уважаемая Ирма Васильевна? Чего можно ждать от ребенка, который несколько лет прожил в перевернутом мире? Я знаю? Вы тоже не знаете. Я против, когда дети играют в войну, но тут ничего не поделаешь, это естественно. А вот когда война играет с детьми, это совсем никуда не годится. Хотя, как вы понимаете, я и с этим ничего не могу поделать.

— Ну и как же их лечить, эти страхи? — спросила Вобла.

— При спокойной жизни само пройдет, — сказал доктор, — но я вас спрошу: где ее взять теперь, эту спокойную жизнь?

Когда Никита совсем поправился, Вобла несколько раз беседовала с ним про его прежнее житье, про бездомные скитания. Она была дельная тетка, не зануда, только никогда не улыбалась, наверное, у нее тоже кто-то умер. Лишь один раз совсем недавно Никита увидел ее улыбку.

Она вошла в столовую, где полсотни стриженных под машинку мальчишек деловито расправлялись с ужином из чая и хлеба с селедкой, разыскала Никитину темную макушку, подошла и шепнула, наклонившись к самому его уху:

— Слушай, Никита, а мы ведь разыскали твоего отца. Он живет в Архангельске и ждет тебя. Давай собирайся!

И тут она улыбнулась, положив ему на плечо тонкую руку.

Сегодня Никите опять приснился сон. Один из тех трех, которые снились ему постоянно. Они снились неодинаково. Детали и подробности были разные, но суть всегда оставалась одна. Всегда страшная.

Будто Никита едет в товарной теплушке по летней цветущей земле. Солнце светит, птички поют, деревья качаются под теплым ветром. В соседней теплушке кто-то негромко играет на гармони.

Начинается пологий подъем. Черный жук-паровоз, натужно пыхтя, медленно вертит колесами. И вдруг становится тихо. В этой звенящей тишине из близкого подлеска вылетают конники в лохматых шапках. Рассыпавшись лавой, они скачут наперерез поезду, заворачивая фланги в широкое кольцо. Их много. В поднятых руках посверкивают сабли. Что-то беззвучно кричат бородатые рты.

И вроде бы дверь теплушки закрыта, вроде бы Никита лежит на дощатом полу, закрыв голову руками, в то же время все видит, что делается снаружи.

Вот один за другим падают красноармейцы с открытых товарных площадок, роняя винтовки, и скатываются по насыпи в траву. Вот уже первые кони поравнялись с паровозом. Вот уже несется вдоль вагонов гривастая тройка, с тачанки дергается и беззвучно строчит пулемет, водя по вагонам тупорылым носом. Никита лежит, прижавшись щекой к грязному затоптанному полу, зажмурив глаза, и одновременно видит, как через тонкие дощатые стены вагона прощелкивают пули, оставляя маленькие круглые дырки, в которые мгновенно косо бьет тонкий пыльный луч солнца. Эти лучи падают на пол все ближе и ближе к его голове.