Флаг навигации - страница 4

Егоров весь как-то вытягивается. Сухое лицо его становится еще острее.

— Слушай, — говорит он, — ты меня хорошо знаешь. Я не шкуру свою берегу. Ты решил?

— Решил.

— Твердо?

— Твердо.

— Ну так считай, что никакого разговору между нами не было. А на машины можешь надеяться. Гуди!

Над рекой долго мечется отзвук низкого переливчатого гудка. Вспыхивают прожекторы, желтые полосы света ложатся на паузок.

Один за другим на палубе появляются матросы. Потягиваясь и зевая, привычно расходятся по своим рабочим местам. Позванивает в машинном отделении ручной телеграф. Клубы пара с шипеньем стелются по воде, плотным облаком окутывают нос парохода. Грохочет лебедка, выбирая из реки якорную цепь. В лучах прожектора разноцветными огоньками мелькают отвесно летящие вниз дождевые капли. Звонко бьют по воде плицы колес. Пароход подчаливает к паузку.

У штурвального колеса, не отдавая его рулевому, стоит сам Баженов. К нему подходит первый помощник капитана.

— Мне на погрузку, Алексей Артемьевич?

— Ты… — он торопливо перебирает спицы штурвального колеса, сваливая руль направо, — ты… вообще-то, да… ты главным образом объясни обстановку. Хорошо объясни. Чтобы каждому до души дошло.

— Понятно, Алексей Артемьевич. — Помощник капитана выскакивает из рубки.

Баженов машет свободной рукой.

— Постой! Вернись! Ты вот что, Зина, — говорит он помощнику, — ты объясни ребятам так: с перегрузкой дров торопиться все равно надо, с паузком под боком не будет у нас полной скорости хода.

Лучи прожектора взбегают по угловатым серым льдинам, потом ложатся на желтоватую, всю в мелких хлопьях пены поверхность Енисея, потом приподнимаются над рекой и, словно будучи не в силах проколоть непроглядную тьму ночи, гаснут.

Равномерно бьют плицы колес по воде. В рубку врывается запах теплого машинного масла. Редкая цепочка огней на берегу стремительно убегает за корму парохода. Дождевые капли теперь стучат в передние стекла рубки. И все реже, реже…

Баженов передает штурману рулевое колесо, а сам выходит на мостик. Речные просторы! Весна! Как хорошо! И ему хочется раскинуть руки широко, так широко, чтобы коснуться ими обоих берегов и убедиться, что пароход находится на самой середине реки.

Журча, разбивается вода о тупой нос паузка, плывущего обок с пароходом. Баженов прислушивается, пытаясь по плеску волн определить скорость хода. Маловато, маловато, не более двух километров в час. Тут сильный перекат, быстрина. Эх, поскорее бы отпустить этот паузок, взять его, как полагается, на буксир! А все-таки правильно подсказал Егоров. Хоть по два, по три километра в час, а — вперед…

Так он стоит долго, вовсе забыв о времени. Дождь становится все реже, капли мельче и легче, с востока тянет холодный ветерок.

По узким и круто поставленным трапам с паузка в корму парохода сбегают матросы. На железную палубу с глухим стуком падают белые метровые поленья. С паузка доносится веселый говорок, дружные выкрики — это матросы передвигают тяжеловесы, чтобы сделать свободнее доступ к дровам.

Баженов слышит взволнованный голос Зины. Опять она сцепилась с этим моряком, масленщиком!

— …И конечно, — доказывает Зина, — конечно, на реке капитану труднее. У вас на море что: взял прямой курс по компасу, и не думай, и по сторонам не гляди. А на реке, тут тебе иногда весь фарватер каких-нибудь двадцать метров, чуть уклонись — и на мели либо на камнях. А если туман налетит — так и на берег недолго вылезти.

— Одно я скажу, — снисходительно отзывается масленщик, — у моряков натура широкая: они не любят пр ниточке ходить. Что ж, всякому свое. На море, между прочим, обязательно смелость нужна, а на реке и… осторожности хватит.

Зина задыхается, она не находит сразу слов для ответа.

— Осторожность? Осторожность? — переспрашивает она. — Вы ничего тогда не понимаете. Вовсе ничего… Вот что!.. Вот…

Баженов недовольно покачивает головой. Нашла время спорить! И главное, с кем? А за перегрузкой дров, наверно, не следит. Он спускается с мостика, идет на голоса, ворча: «Вот я задам ей…»

Но Зины на корме парохода уже нет, она куда-то исчезла. Нет и масленщика. А дров, сверх ожидания Баженова, выложено много. Настроение у Алексея Артемьевича смягчается. Он смотрит, как по трапам гуськом идут с дровами матросы. Намокшие брезентовые куртки колом стоят у них на плечах.