Флобер - страница 39

И вот из такой истории, достойной колонки происшествий в провинциальной газете, Флобер замыслил сделать выдающееся литературное произведение. Он вовсе не стремится к тому, чтобы опубликовать его, считая это делом второстепенным, а хочет работать для себя, что называется для души. Остается узнать, можно ли на самом деле сочинять что-либо для себя, кроме списка покупок и поручений, или вести личный дневник в романтической юности.

Перед Флобером стоит непростая задача: как на основе столь банального сюжета создать полноценное художественное произведение? Как добиться совершенства, на которое он претендует? Ему предстоит обуздать свой нрав, «держать себя в ежовых рукавицах, застегнуться на все пуговицы и не отклоняться ни на шаг от выбранной прямой. Никакой лирики, полное отсутствие авторских суждений и размышлений. Читать о мерзостях жизни будет очень грустно»[144]. В общих чертах речь идет о том, чтобы компенсировать банальность и пошлость сюжета за счет изысканного великолепия стиля. Вот такую высокую планку поставил перед собой Флобер.

И вот он уже готовится к тому, чтобы справиться с поставленной задачей. Место действия — рабочий кабинет. Обстановка — библиотека, большое кресло, широкий стол, гусиные, тщательно заточенные перья, поскольку он не переносит металлические. Перед ним на столе — бюст сестры Каролины. Так начинается работа над романом. Он сидит за письменным столом до поздней ночи. Он встает чаще всего в десять или одиннадцать часов утра, затем долго и плотно завтракает, что отнюдь не способствует борьбе с лишним весом. Час или два он посвящает воспитанию племянницы. Оставшуюся часть дня он проводит за чтением. Творчество, роман, работа над каждой фразой — все это он оставляет для ночи, когда весь мир спит. Перед Флобером стоит конкретная цель: если однажды он захочет опубликовать свою книгу — а он не сбрасывает со счетов подобную перспективу, — он должен для этого быть готов. Ему нужна не простая известность, чтобы пополнить длинный список второстепенных писателей и встать в один ряд с такими тружениками пера, как Анри Мюрже, Октав Фейе, Шарль Монселе, Арсен Уссе, Таксиль Делор, Ипполит Дюкас и другими. Его не устраивает возможность «разделить участь посредственностей (или так называемых талантливых людей, что одно и то же)»[145]. Все усилия Максима Дюкана, уверяющего Гюстава в привлекательности парижской литературной жизни, остаются тщетными. Когда мы читаем давно забытые имена (к этому списку с полным правом можно добавить и имена некоторых наших современников), убеждаемся в том, что Флобер выбрал правильный путь. И все же нельзя не согласиться с мнением Сартра, согласно которому Флобер был обязан своим «ювелирным мастерством» [146]отшельническим образом жизни, высочайшей требовательностью к художественному произведению, тому, что по крайней мере в тот момент ему не надо было думать о завтрашнем дне. Благодаря своему статусу рантье он был освобожден от повседневных забот о хлебе насущном и оставался до седых волос большим избалованным ребенком.

Луиза Коле узнавала из писем до 1853 года о том, как проходила работа над «Госпожой Бовари». Конечно, женщина испытывала некоторую неудовлетворенность от таких эпистолярных отношений. Она предпочла бы реальное присутствие Гюстава, которого еще любила, несмотря на все их ссоры и размолвки, его безумную страсть к писательскому труду, сарказм и увертки, требования отказаться от любви к нему и даже фурункулез, которым он заразил ее, а может, наоборот, из-за всего этого. Письма Флобера позволяют нам стать непосредственными свидетелями того, в каких творческих муках рождался этот шедевр. После долгих часов, проведенных в столь медленно продвигающейся вперед работе над своим романом, Гюстав отводит душу в письмах, которые он обычно пишет ближе к часу или двум часам ночи. И вот тот же автор, который может порой потратить неделю на то, чтобы с большим трудом написать пару страниц романа, вдруг становится таким словоохотливым на бумаге, что его невозможно остановить. Довольно часто легкость его пера приходится не по вкусу Луизе. И ее вполне можно понять, когда Гюстав советует ей благосклонно ответить на авансы одного канцелярского служащего, «господина д’Арпентиньи», «из уважения к его возрасту, хотя меня мало вдохновляет идея заниматься с тобой любовью после него»