Флорис. Любовь на берегах Миссисипи - страница 14
Флорис издал рычание. Адриан хотел было удержать своего необузданного брата, но не успел, ибо в жилах сына Петра Великого вскипела кровь Романовых. Ринувшись вперед, Флорис ухватил Яана Легалика за отвороты потрепанного камзола.
— Я тебя научу, трус, как надо защищать свою невесту!
— Я был ранен, сударь! Вы задели мою честь! — вскричал в негодовании помощник капитана.
Больше ему ничего не удалось сказать. Флорис схватил его за горло и, почти обезумев, стал душить.
— Трус… трус… вы должны были умереть, защищая ее!
— Прошу прощения, но это мое дело! — крикнул Жеодар, пытаясь вырвать Яана Легалика из рук пылающего местью Флориса.
— Вовсе нет… Именем короля! У меня приказ, и только я имею право… — воскликнул гасконец, бросаясь в схватку.
Силы Флориса удесятерились от ярости. Ударом кулака в подбородок он отбросил в сторону драгуна. Жеодар лишился парика. Легалик уже почти не дышал. Однако никто не желал отступать, и четверо бойцов продолжали сражаться, создавая настоящую кучу малу. Пыль стояла столбом.
— Ко мне, гвардейцы! — распорядился губернатор. — Это недостойно дворян! Арестовать всех четверых!
— Ах, нет, друг мой, не надо! — взмолилась маркиза, нервно комкая платок.
— Что происходит? Что тут такое? — кричали со всех сторон.
— Маркиз де Портжуа дерется, словно грузчик!
— Из-за чего?
— Говорят, из-за прекрасных девичьих глаз!
— Вот счастливица! — задыхаясь, произнесла маркиза, и ноздри у нее затрепетали, словно у породистой кобылы.
— Барчуки!
— Майский Цветок! Счастье Дня!
Федор и Ли Кан прорывались сквозь толпу на помощь своим господам: ибо Адриан, забыв о своем хладнокровии, также ввязался в драку!
— Ух! — выдохнул Жеодар, ухватив его за сапог.
Молодой граф де Вильнев в мгновение ока оказался в клубке, катавшемся по земле. Адриан отличался большим терпением, но только до определенного предела — когда его доводили до бешенства, он бил так же крепко, как Флорис. В этом сразу же пришлось убедиться Жеодару и Эрнодану.
— Ой-ой-ой! — завопили оба разом.
Граф де Вильнев раздавал тумаки, будто извозчик.
Матросы с «Луары» и «Дофина», с увлечением следя за схваткой, уже заключали пари.
— Ставлю два бумажных экю на красавчика-брюнета!
— Два на блондина!
— Два медных на толстяка!
— Один серебряный на драгуна!
— Три серебряных на брюнета!
Ставки стремительно поднимались, но тут из всех глоток вырвался крик разочарования. Пятеро бойцов наконец свалились в воду, и сильное течение мгновенно вынесло их на середину реки.
— Тону! — завопил Жеодар.
Несчастный барахтался в волнах, а на берегу голосил его верный слуга Паден:
— На помощь! Мой господин не умеет плавать! Помогите!
Паден в отчаянии заламывал руки, но сам не двигался с места. Его бесцеремонно оттолкнул толстый кавалерист — денщик Эрнодана де Гастаньяка Лафортюн.
— Господин капитан! Куда же вы? Неужели вы оставите своего Лафортюна в мерзкой стране, где живут одни дикари?
Эти сетования немедленно привлекли внимание обидчивых луизианцев, и на голову бедного кавалериста обрушились яростные насмешки как белых, так и черных обитателей колонии.
— О-ла-ла! Раскудахтался петушок!
— Ты захлопнуть пасть, жирная свинья!
— Клянусь черной чумой, надо проучить эту тупую скотину!
Впервые рабы и господа объединились в едином порыве негодования.
— Гром и молния! Расступитесь! Дорогу!
— Да откроет свои лепестки благоразумный тысячеглавый лотос!
Федор и Ли Кан прорвались к берегу. Казак прищурил свой единственный глаз, всматриваясь в реку, а затем подмигнул китайцу. Эка важность! Их молодые господа плавали, как Нептун, так что беспокоиться было не о чем.
Хотя Флорис и Адриан уже давно стали мужчинами. Федор и Ли Кан, действительно воспитавшие их при весьма любопытных обстоятельствах, по-прежнему видели в них мальчишек. Братья не пытались бороться с течением. Прохладная вода остудила ярость Флориса.
— Все в порядке, брат?
Адриан уже успел скинуть камзол и сапоги Флорис последовал его примеру. Сколько раз приходилось братьям плыть бок о бок в куда более опасных условиях! Вскоре их настиг Эрнодан де Гастаньяк, уверенно державшийся на воде. Молодой драгун все еще пылал бешенством.