Формула счастья – рецепт беды - страница 6

стр.

– Где она сейчас? – перебил Женя.

– В соответствующем медицинском учреждении. В народе такие называют психушками. Есть желание ее навестить?

– Да.

– А ты изменился, – насмешливо произнес Оховенко, – не узнать…

– Я хочу видеть маму, – вновь перебил Женя.

– Меня начинает раздражать твое поведение. Надеюсь, ты не забыл, куда тебя послала твоя мамочка? Она тебе абсолютно ясно сказала. – Он засмеялся. – «Иди! Я не хочу тебя видеть».

– Вы негодяй! – Женя хлестнул Оховенко по щеке.

Получив удар в живот, Женя повалился на пол к ногам Оховенко, который поставил свою пятку на лоб парня.

– Щенок ты беззубый, – насмешливо проговорил Оховенко. – Девкой тебе родиться надо было. – Он сильным толчком перевернул задыхающегося Женю на живот.

– Хватит, Артур. – В комнату вошел Яков Борисович, за ним двое крепких молодых мужчин.

– А ты что тут делаешь, Марковский? – недовольно спросил Оховенко. – Это уголовное дело – незаконное проникновение в…

– Слушай меня внимательно, Гангстер, – перебил его Яков Борисович. – Я кое-что выяснил. И если хоть волос упадет с головы Ирины Николаевны и с его, – он кивнул на медленно поднимающегося Женю, – то ты сядешь. Да и сейчас Женя вполне может написать заявление. Ушибы есть, свидетели тоже. И все, Гангстер, самое легкое, на что можешь рассчитывать, условный срок. К сожалению, с Ириной Николаевной ты все проделал аккуратно. Но тебя спасло лишь то, что ей действительно нужна помощь. Разумеется, она не будет лечиться у этого коновала с купленным дипломом. Женя, – Марковский посмотрел на парня, – умойся. Присмотри за ним, Ваня, – кивнул он парню.

Не совсем восстановивший дыхание Женя с ненавистью посмотрел на Оховенко и вышел. Иван двинулся за ним.

– Скажи, Гангстер, зачем тебе это? Только не надо говорить, что ты тут ни при чем. Я никогда не поверю, что Ирина сама начала принимать наркотики. К сожалению, невозможно доказать, что ты подсыпал ей амфетамин в вино.

– Что ты мелешь, Яков? – сказал Оховенко. – Я спасал Ирину от нее самой. А к Дмитрию ее положил, потому что он мой друг и ей было бы обеспечено хорошее лечение. В приличную клинику я ее, увы, по причине затруднений с финансами положить не мог.

– Сука ты, Артур, решил завещание Николая Арсеньевича заполучить. Не выйдет.

– Откуда узнал про Гангстера?

– Какая разница? Ничего у тебя не выйдет, Ирину психопаткой не признают. Поднимать шум, объявлять ее наркоманкой ты не станешь, невыгодно. – Яков Борисович засмеялся. – Дело и деньги, которые оставляет Ирине Николай Арсеньевич, тогда перешли бы к тебе. Но нужно это делать сейчас. Ты предложил Ирине внести в завещание небольшое дополнение: Женька все получает только по достижении двадцати двух лет, к тому времени когда закончит университет.

– Умный ты, Яков Борисович, но помешать мне не сможешь.

– Женька не пойдет в армию, а поживет у моих знакомых. Ведь он должен умереть после того, как Ирину признают недееспособной и ты станешь его опекуном. Убивать тебе ее нельзя, а вот убрать сына – самое разумное. Но пока у тебя нет свидетельства о ее недееспособности, Женьку ты не тронешь. Или будешь делать все, чтобы отравить ему жизнь. Я вмешался, и Ирина очень скоро будет здорова. Разведется с тобой, и у них с сыном все будет хорошо. Это я говорю тебе для того, чтоб не дурил. Если с ее головы или с головы Женьки упадет хотя бы…

– Сука! – Артур сделал шаг вперед. Стоявший рядом с Яковом Борисовичем парень загородил его собой. – Зря ты влез в это, – прошептал Оховенко, – зря, Марковский.

В комнату вошли Женя и Иван.

– Я вернусь, – посмотрев на Артура, пообещал Женя, – и набью тебе морду. Попробуй только обидеть маму. – Он вышел.

Иван следом.

– Жизни не хватит дождаться такого знаменательного события. – Оховенко рассмеялся, потом сказал Якову Борисовичу: – Предлагаю все пополам.

– Жаль, я не захватил с собой диктофон, – ответил тот, – очень торопился. – И вышел вместе с телохранителем.


– Хватит, Евгений, – строго говорил Яков Борисович. – Лить слезы – привилегия женщин. Позволю себе спросить – какого хрена ты бросил университет?

– Мама, – всхлипнул Женя, – она…