Формула всего - страница 11
– Погромы будут. Гаже нас и так-то не очень любят, а бумага выйдет – пиши-пропало: мол, раз Герцог велел чего-то – значит, не зря. Хотя они того Герцога в глаза не видели! Может, он гад последний?! Им все равно. Приказ есть приказ, а что совесть бормочет – они разве послушают? – Муша эмоционально взмахнул рукой. – Уж будь уверен, церемониться не станут. Мы для них не люди. Я – цыган, так насрать мне на голову!
– Смотрите! – воскликнул вдруг Какаранджес, указывая на небо.
– Что?! Что?!
– Колесница Господня[18] повернулась, – многозначительно произнес коротышка. – Значит, полночь настала.
– А вон звезда покатилась! – заметил Буртя.
– Ну вот! Все одно к одному! – Какаранджес запричитал точно так же, как при виде перееханной гадюки. – Есть примета старинная: звезда грохнулась – умер кто-то.
– А я слышал, если звездочка упала – в шатре дочка родилась, – наперекор Какаранджесу сказал Муша, но тот спорить не стал, а только прокомментировал с ученым видом:
– Верно, старик – и по-твоему бывает. А может быть, это потому, что цыган жену бросил. Звезды все одинаково падают – да от разных причин. Как в дрожь бросает – один раз от страха, а другой раз от холода.
При слове «холод» Муша заметил, что у него замерзла спина, и прикрикнул на Буртю:
– Чего на голой земле сидишь? Ну-ка встань!
– Дед, она теплая.
– Что ты врешь. Ночью вся земля остывает.
– Потрогай сам!
– Ох, уж мне твои выдумки! – буркнул Муша, но Какаранджес, приложившись к земле ладонью, округлил глаза и удостоверил:
– Действительно теплая!
Христофоровы удивились. От земли шел едва ощутимый жар, хотя полчаса назад все ходили по ней босыми и земля была как земля. Теперь ситуация поменялась. Цыгане обследовали место стоянки. На опушке грунт был прогретый, а в лесу – обычный.
Позабыв о замерзшей спине, Муша сел на бревно. Все – даже Драго – ожидали, что он им скажет.
– Я слыхал, – начал старый цыган, – далеко на востоке существует страна, где из земли бьют высокие фонтаны, а в них – кипяток! Туда-сюда! Их там не один и не два, а тыща! Называются эти фонтаны – гейзер. Люди в них купаются даже зимой, когда снег и мороз. Такая страна. Там картошку можно в лужах варить!
– Ага. Докинул сверху капусту со свеклой – вот тебе и борщ! – засмеялся Драго.
– Я думаю, здесь, под землей, есть горячий ключ, – предположил Муша, и Буртя сразу поинтересовался:
– А не может он землю пробить?
– Почему ты спрашиваешь об этом?
– Потому что земля нагревается!
– Караул! Полундра! – подскочил Какаранджес.
Драго лег на живот и приложился к земле щекой:
– Что-то совсем плохо, Муша. Я слышу пенье!
– Оттуда?! – взвизгнул Какаранджес.
Из-под земли действительно доносились человеческие голоса. Они тянули какую-то бесконечно печальную, безысходную мелодию, которая с каждой минутой звучала все явственнее и громче – так проникновенно и скорбно, что любой неравнодушный человек, услышав ее, непременно заплакал бы в своем сердце. Скоро стало возможным различить слова, и – вот бесовщина! – спетый хор голосов выводил по-цыгански!
Драго кинулся отвязывать лошадей и пристраивать их в оглобли. Муша спешно закидывал пожитки в урдэн. Буртя уже запрыгнул туда и накрыл голову подушкой. Какаранджес, слепой от страха, истерично вопил:
– Дэвла! Ну гибель! Пропали ромалэ[20]!
Глава шестая
Вилэ илэстыр заноза, на то холостонэса мэрэса[21].
Через пять минут Драго свистал кнутом, урдэн скакал на ухабах, Какаранджес одержимо крестился, и, хотя мысли всех были хаотичны и спутаны, как львиная грива, все они скрещивались в одной лишь точке:
«Мертвый табор».
Отъехав за версту от заклятого места и убедившись, что погони нет, цыгане перевели дух.
– Слыхали, как покойники поют?! – почти весело спросил Драго. Опасность его только раздухарила.