Форпост «Надежда» - страница 28

Вот так всегда - трап всегда пружинит под ногами, любой из трапов пружинит всегда одинаково. И, когда ступаешь на трап - Андрей испытал это множество раз, - особенно остро и ярко проявляется ощущение будущего полета. И почему-то по трапу всегда хочется взбежать бегом, даже если ты уже не стажер-практикант, а начальник экспедиции.

Рубка управления «Альбатроса» оказалась непривычно маленькой, площадью не более шести квадратных метров. Приборов здесь было на удивление мало, зато кресла пилотов выглядели небывало массивными, конструкции сложной и непонятной.

Каюты приятно удивили - они были неожиданно удобны и комфортабельны, таких не найти, пожалуй, и на некоторых туристских лайнерах. Кают-компания, отделанная дубовыми, под старину, панелями, теперь снова повсеместно входящими в моду, оказалась помещением просто роскошным; на полу был пушистый ковер, на полках буфета блестела укрепленная в специальных гнездах фарфоровая и хрустальная посуда. Целую стену занимал стеллаж с видеотекой, собранию которой могли бы позавидовать многие видеотеки на Земле.

В кухонном отсеке - самая обычная автоматика. Скафандры, стоявшие, как полагалось, рядом со шлюзовым отсеком, тоже были обыкновенными, модель Б-12. Дальше - резервуары с водой и холодильники с положенным рационом продуктов. Еще дальше - маленький гимнастический зал и маленький бассейн.

И наконец, вот он, отсек двигателей, непонятно пока еще как устроенное и как живущее сердце корабля, - сплошная путаница проводов, каких-то блоков и деталей. Но есть впереди шестьдесят четыре дня, чтобы все это узнать до тонкостей, не бояться случайностей.

И вот только здесь, когда он пытался проникнуть взглядом в хитросплетение проводов и невероятное нагромождение деталей, все вдруг встало на свои места, и Андрей Ростов вновь ощутил - теперь уже с кристальной и бесповоротной ясностью, - что действительно начинается полет к манящему Теллусу, и что есть уже маленький коллектив людей, собранный для этого полета, и что есть корабль, который шестьдесят четыре дня спустя отправится в самое дерзкое из путешествий, которые когда-либо до этого начинал человек.

…Четыре часа занятий утром и четыре часа днем - таков был распорядок дня. Занятия, тренировки, консультации. Огромная группа людей, специально собранных для подготовки экспедиции, окружала экипаж профессора, техники, специалисты различных служб. А в центре всего - они, пять человек экипажа. Характеры, постепенно раскрывающиеся в многочасовых занятиях, в библиотеке, в бассейне, на баскетбольной площадке. Пять сложных и совершенно непохожих один на другой миров-характеров, состоящих из своих собственных привычек, взглядов, вкусов, знаний. И все более точное и гармоническое взаимодействие этих миров-характеров, питающихся сейчас одинаковыми знаниями и навыками, одинаковыми понятиями и одинаковыми ощущениями.

Веселая непоседливость, живость Ивашкевича и серьезная невозмутимость Коли Пороховника. Скромность, застенчивость юного Сергея Крылова, за которой угадывается, однако, отличная специальная подготовка. Сдержанность, хладнокровие Пономарева.

Плохое настроение Жени Пономарева, который никак не может освоить полуавтоматический режим двойного фиксатора блока С-87, и травма у Ивашкевича - нога повреждена на футбольном поле. День рождения Пороховника, со всей возможной торжественностью и некоторым количеством шампанского отмечаемый в ресторане космогостиницы; и постоянная готовность Сережи Крылова объяснять всем то, что еще не ясно, даже после восьми часов напряженных занятий.

Был воскресный полет на Гавайские острова ради короткого отдыха, был ватерпольный матч с командой английского субсветовика «Бигль», были субботняя экскурсия в парижский Лувр и концерт, который вдруг устроил Ивашкевич, который, как выяснилось, отлично играет на скрипке…

Но прежде всего - занятия и тренировки, занятия и тренировки, четыре часа утром и четыре часа днем.

В лесу было сумрачно; сквозь сложное переплетение листьев и веток сверху, на дно леса, едва пробивался зеленый свет. Солнце уже начинало клониться к западу, и полутона света были мягкими и словно бы приглушенными. Стволы и земля, усыпанные прошлогодней хвоей, за длинный день нагрелись, и теперь сами источали тепло, смешанное с чудесным и неповторимым запахом.