Форрест Гамп - страница 18

Тут в столовой внезапно появился наш ротный.

– Что за бардак? – орет – Какого черта? – Тут он заметил нас с сержантом и рявкнул: – Сержант Кранц! Вы ли это?!

– Гамп! Котел! Рагу! – Слегка оклемавшись, сержант схватил со стены тесак для разделки туш. – Гамп! Котел! Рагу! – вопил он, гоняясь за мной с тесаком.

Я в дверь – и он туда же, бежал за мной через весь плац, оттуда до офицерского клуба, потом до автобазы, но я, конечно, от него оторвался – тренеровки даром не пропали, но, как видно, чем-то я здорово ему насолил.

Осенью в казарме вдруг задребезжал телефон: звонил Бубба. Он сказал мне, что его тоже выперли со спортивного факультета, лишив степендии, посколько нога у него никак не зажевала. Но звонил он для того, чтобы узнать, не собираюсь ли я в Бирмингем, на игру с громилами из Миссисипи. Жаль, конечно, но после взрыва парового котла – а с тех пор уже год минул – меня каждую субботу назначали дежурным по казарме. Ладно, зато я, пока чистил гальюн, смог послушать репорташ по радио.

В конце третьего периода счет был почти равным – 38: 37 в нашу пользу, и Змей оказался героем дня. Но потом эти громилы из Миссисипи сумели сделать тачдаун. Всего за минуту до свистка. Начался четвертый период, и у нас больше не было таймаутов. Я про себя молился, чтобы Змей в этот раз не сделал так, как в финале Апельсинового кубка, то есть не загубил бы игру, отправив мяч за линию, и что вы думаете? Именно это он и сделал!

У меня просто сердце в пятки ушло. Но тут все заорали так, что на некоторое время заглушили коментатора, а когда утихли, оказалось, что Змей выполнил фейк, а на самом-то деле передал мяч Кертису, и тот сделал победный тачдаун. Вот на сколько умен тренер Брайант! Он правильно ращитал, что эти ребята из Миссисипи по своей тупости решат, что мы второй раз подряд наступаем на одни и те же грабли.

Так что я, конечно, обрадовался и подумал еще: интересно, смотрит ли трансляцию Дженни Каррен и вспоминает ли меня?

В прочем, все это не имело значения, посколько через месяц нас перебросили за океан. Почти год отлаживали, как роботов, для отправки за десять тыщ миль от дома – без приувеличения! Отправили нас во Вьетнам, но сказали, что это на много лучше, чем было весь прошлый год. Вот это как раз оказалось приувеличением.

Прибыли мы во Вьетнам в феврале, и нас тут же погрузили в фургоны-скотовозы для отправки из Кинхона на гористый берег Южно-Китайского моря, в городок под названием Плейку. Доехали благополучно, по красивым местам – повсюду банановые деревья, пальмы и рисовые поля, на которых трудились низко рослые, раскосые местные крестьяне. Мы вели себя дружелюбно, они нам тоже махали.

Гора Плейку распозновалась издалека по висевшему над ней облаку красноватой пыли. А на поцтупах к городу теснились такие убогие лачуги, каких я даже в Алабаме не видывал. Под полотняными навесами жались друг к другу местные жители, сплошь беззубые, а детишки бегали голышом – короче, нищета. Добравшись до штаба бригады и базы огневой поддержки, ничего особо плохого опять же было не заметно, если не щитать этой красной пыли. На первый поверхносный взгляд там, в принципе, ничто не предвещало – кругом тишь да гладь, все раз чищено, выметено, тянуца, на сколько хватает глаза, ряды палаток. И не скажешь, что в этих краях война идет. Можно подумать, приехали мы обратно в Форт-Беннинг.

Однако нам сказали, что такая тишина обьесняеца перемирием: у местных начался какой-то празник, новый год, что ли, Тет по ихнему или типо того. У нас, конечно, гора сплечь, посколько сперва-то мы струхнули. Но эта тишь да гладь оказалась не долгой[12].

Вернувшись в расположение части, нас отправили на помывку в бригадный душ. Оказалось, бригадный душ – это не глубокая яма, к которой подогнали три или четыре автоцистерны, и нам приказали снять форму, акуратно сложить на земле, а самим залазить в яму, где нас принялись сверху поливать водой.

Это было очень кстате, посколько мы уже с неделю не мылись и слегка запаршивели. Плещемся мы в этой яме, нас поливают из шланга, все путем, и вдруг стало резко темнеть, а потом раздался какой-то не понятный звук, кто-то из поливальщиков завопил: «Летит!» – и тут всех, кто стоял на краю ямы, как ветром сдуло, а мы стоим на дне ямы нагишом, переглядываемся, и вдруг грянул сильнейший взрыв, потом второй, и все, крича и ругаясь, стали думать, как бы дотянуца до своей формы. Вокруг рвуца снаряды, кто-то крикнул: «Ложись!» – что, конечно, было излишне, посколько мы и так ползали по дну ямы: посмотреть со стороны – червяки, а не люди.