Форсирование Суэцкого канала - страница 18

Это не означало, что существовал культ личности. Я всегда относился к числу тех полевым командирам, которых живо интересовали подробности тактики мелких подразделений, боевые навыки взводов и рот. Самый лучший в мире план становится бесполезным, если молодой офицер или его солдаты не обучены или не имеют воли для выполнения своих задач. Каждый командир, какое бы высокое положение он ни занимал, какими бы армиями он ни командовал, должен поддерживать контакт со своей «несчастной пехотой» — он должен знать, что они могут, что чувствуют, и в свою очередь внушать им то, что чувствует и требует он. Без такого контакта он будет всего лишь командиром-теоретиком, прекрасно разбирающимся в картах, но беспомощным в полевых условиях. Мне было ясно, что многие слабости наших вооруженных сил происходили именно из-за этого. Наши старшие командиры пренебрегали обучением личного состава и повышением профессионального уровня каждого отдельного солдата. Быстрое увеличение численности наших вооруженных сил после 1967 года за счет пополнения подразделений плохо обученными солдатами, возглавляемыми плохо обученными офицерами, только усугубляло наши проблемы. Такое положение дел необходимо было исправлять.

Я применил новые методы и установил новые каналы общения. Первым шагом было проведение ежемесячных совещаний. Для этого я приказал участвовать в них 40 своим помощникам-генералам, главам шести подчиненных командований и командирам следующего уровня (дивизионным командирам сухопутных частей и т. д.). Общее число составляло 90-100 генералов. Каждое совещание длилось шесть-восемь часов с короткими перерывами на кофе и совместным обедом, проходившим в намеренно непринужденной обстановке в кафетерии Генштаба.

Из опыта моей службы в качестве полевого командира я знал об отсутствии взаимопонимания между полевыми и штабными офицерами. Полевые офицеры считали штабных работников бюрократами, не имеющими представления о реальной боевой обстановке и стремившимися лишь подчеркнуть свою власть, издавая смехотворные приказы и наставления. Штабные офицеры считали, что полевые части слишком многого требуют, нерационально используют ресурсы, пренебрегают указаниями, особенно административными и техническими. Будучи начальником Генерального штаба, я все равно ощущал себя полевым командиром, но теперь я руководил и штабной работой тоже. Мне казалось очень важным сломить взаимное недоверие. Для этого я и использовал наши ежемесячные совещания с дружескими обедами. В их основу я мог положить только модель парламентской демократии. Решения принимались после свободного обсуждения проблем. Когда штабные офицеры, некоторые из которых не имели или имели очень мало опыта полевой службы, слушали других и высказывались сами, они начинали осознавать проблемы полевых командиров. В то же самое время полевые командиры впервые начинали понимать причины, по которым штабные офицеры вводили некоторые ограничения. Во время большинства совещаний находились разумные решения девяноста процентам проблем, которые мы обсуждали. Когда явно требовалось провести дополнительное изучение вопроса, создавалась совместная комиссия из штабных и полевых офицеров для его рассмотрения и доклада результатов на следующем совещании.

Я руководил ходом обсуждения и в редких случаях, когда это было необходимо, сам выносил решения. Такая система оправдала мои надежды. В то же самое время мне удалось наладить контакт с обеими цепочками командования — полевого и штабного. Но как дойти до тех уровней командования, которые все еще оставались между мной и рядовыми солдатами? Для этого я решил использовать директивы.

Все командиры в какой-то степени используют директивы, но я применил новый подход. Мои директивы издавались нерегулярно, и каждая из них появлялась в связи с конкретным случаем или для исправления конкретной ошибки. Но в них я старался идти дальше исправления ошибок, хоть и это очень важно. Я старался изложить в них новые идеи и новые понятия. Я тщательно подбирал каждое слово. В них я вкладывал все, что знал сам. Эти документы имели разные степени секретности: одни предназначались только для командиров бригад, другие — для командиров батальонов. Однако большинство распоряжений распространялись среди командиров рот с указанием довести их содержание до рядовых. Когда бы я ни посещал войска, я всегда опрашивал военнослужащих всех уровней, чтобы понять, знают ли они о соответствующих распоряжениях. Одним из счастливейших моментом моей карьеры был день 8 октября 1973 года, через два дня после переправы. Во время объезда Суэцкого фронта войска приветствовали меня и кричали: «Директива 41! Мы ее выполнили!». В Директиве 41 я указал, как наши пехотные части будут форсировать канал.