Форсированным маршем (главы из книги) - страница 12
Мы узнали, что пасхальное воскресенье будет через неделю. В 1941 году он выпадал на 13 апреля, как я затем узнал. За неделю до этого, в воскресенье, 6-го апреля, завершились наши приготовления. Наш гардероб для побега завершился изготовлением семи меховых шапок, удлиненных на затылке манишками, засовываемыми под воротник шубы. Мы все как бы сидели на горящих углях, готовые к побегу, и ревностно заботились о нашей экипировке — шкурах, топоре, тесаке, запасах сушеного хлеба, опасаясь, как никогда, за каждую украденную и сбереженную вещь.
В тот день Ушакова вызвала меня и сказала:
— Мой муж уехал в Якутск. Поэтому его не было на сегодняшней перекличке. Я изготовила вам семь котомок из джутовых мешков. Ты должен будешь уносить их по одной.
Она была совершенно спокойна. У меня сильно колотилось сердце, так я был напряжен. Когда она отдавала мне первую из котомок, я увидел, что все они были одинаково плотно набиты продовольствием. Как же мы сможем их спрятать? Пока же я запихал ее внутрь куртки, засунул руки в карманы и пошел в сторону барака. Сгорбившись, с опущенной головой, как человек, ушедший в свои мысли. В последующие дни я повторил этот маневр шесть раз, зная, что если меня разоблачат, то это будет немедленный и окончательный провал. Из этих мешков мы временно сделали подушки, обернув их шкурами и мхом, дрожа от страха все то время, пока мы были на работе.
В эти последние дни мы подобрали выброшенную на свалку солдатскую куртку из овчины. Для чего? Есть старый браконьерский трюк: нужно волочить за собой овчину, чтобы охотничьи собаки не могли учуять запах человека. Я предложил друзьям использовать эту уловку. Они согласились.
Мы следили за погодой — важнейшим фактором плана нашего побега. Нам нужен был снег, который падал бы большими хлопьями и замел следы. В понедельник было холодно и сияло ясное небо. Во вторник — порывы ветра и слабый снегопад. В среду утром хмурое и закрытое небо принесло нам то, чего мы ожидали. Час за часом снег становился все гуще. Постепенно он заполнил нейтральную территорию, которая разделяла нас от колючей проволоки. Во время полуденного перерыва мы все семеро встретились ненадолго. Обменялись словами: «Это будет сегодня». Примерно в четыре часа после обеда я ушел из цеха в последний раз. Моя фуфайка была набита всем запасом хлеба, который мы отложили, и на икре ноги я чувствовал холод лезвия тесака, засунутого в правый сапог. Мы выпили вечерний кофе, поели немного хлеба из ежедневного рациона, и по одному или двое направились к бараку.
Мы зачастили в отхожее место, чтобы договориться о мелких деталях операции. Смит посоветовал нам не начинать слишком рано. Он считал, что лучше будет сделать это, когда лагерь уснет. По его мнению, более благоприятным моментом будет полночь. Теперь нужно было успокоиться. К счастью, снег продолжал падать большими пушистыми хлопьями, которые покрывали и заметали все.
Заро высказал нелепую идею присутствовать на пропагандистской лекции, которая проводилась по вечерам каждую среду. Мы прыснули от смеха, затем Маковски сказал: «А почему бы и нет?» И мы все семеро отправились туда, оставив наши драгоценные мешки на койках, предварительно спрятав их подо мхом, и говоря себе, что теперь, в этот последний вечер, ничего плохого не могло случиться. Мы устроились в глубине зала, и политрук не без удивления приветливо нам кивнул. Мы в ответ улыбнулись ему и постарались не показать своего нервного состояния.
Это было наиболее захватывающее политическое собрание, которое я когда-либо видел, хотя оратор тут был ни при чем. Политрук, офицер самого высокого ранга в отсутствие Ушакова, был в ударе. Он снова прожужжал нам уши разглагольствованиями про чудо, совершаемое Советским государством, про пользу труда, про роль самодисциплины в рамках государственной дисциплины, про славный интернациональный идеал коммунизма. А что сказал товарищ Сталин своим товарищам-трудящимся про колхозы в 1938 году? Один усердный солдат поднялся и дословно процитировал две или три фразы этого эпического призыва. Политрук пустил в ход все средства: советская культура, разложение и распад капитализма, что из этого вытекает... Это была его прощальная речь, касающаяся нас, и мы вкусили от нее сполна.