Фортуна - страница 14

Однажды в воскресенье, за обедом, Педер спросил Мортена, видел ли он фабрику.

— Ты не поверишь, как много изменений произошло там с тех пор, как ты уехал в Кристианию.

— Да, много изменений! И крупнейших изменений! — ввернул словечко старый Йорген.

— Раза два я проходил мимо, — отвечал Мортен. — А что, растут ли доходы с нее?

— О, как трава! Спроси отца: он каждый год себе локти кусает, что купил только одну акцию.

— Ну, положим, одной вполне достаточно! — пробормотал Йорген. — Особенно жадничать не стоит!

— Но если это так, как говорит Педер, если предприятие действительно приносит доход, то я не понимаю, почему ты, отец, да и все прочие держатся в стороне. Это вполне солидное предприятие и полезное для нашего города.

— Не хочешь ли ты купить акции, Мортен?

— Я не занимаюсь торговыми операциями, — кротко отвечал Мортен, но через несколько минут спросил, обращаясь к отцу: — А сколько они стоят?

— Они не котируются, — отвечал Педер, — в сущности, акций «Фортуны» вообще нет в продаже; каждый год ожидают огромного дивиденда; пока что дело дошло лишь до шести процентов…

— Шести с половиной, — поправил отец.

— Да, но тогда ведь ничего не остается для резервного фонда.

— О, такой человек, как профессор Левдал, сам по себе уже резервный фонд!

— А тебе, Педер, не кажется, что и шесть процентов хороший доход? Какие акции дают больше? — сказал Мортен. Он всегда разговаривал с братом немного заносчивым тоном.

— Доход неплох, но нет твердых гарантий, что…

— Гарантий? — перебил старик. — Да профессор и директор банка Кристенсен уже сами по себе гарантия!

— Ну, Кристенсен, это верно… Это гарантия… Но кто может поручиться, что цены не упадут, что предприятие не окажется убыточным, что не удастся вовремя изъять капитал? Кто может за это поручиться?

— Это обычные разговоры, Педер! Мы все знаем, что каждое предприятие, организованное человеком, подвержено превратностям судьбы, или, можно оказать, провидения. Но если предприятие управляется людьми разумными и предусмотрительными, что, например, можно сказать о «Фортуне», то — с чисто человеческой точки зрения — это уже достаточная гарантия. Ведь, насколько я знаю, профессор Левдал пользуется огромным уважением и доверием?

— Да, это большой человек, — вмешался старый Крусе, отложив нож и вилку. — Можно сказать, что всё и все готовы к его услугам; притом он невероятно богат.

— Хотел бы я знать, почему такой человек берет деньги взаймы? — сказал Педер.

— А разве он берет деньги взаймы? — разом спросили и Мортен и Йорген.

— Да, многие мои клиенты рассказывали, что они давали деньги Карстену Левдалу под его расписку.

— А какого рода эти люди?

— По большей части из небогатых, которые скопили немного деньжат.

— Ну, тогда мне понятно! — сказал Йорген. — Это просто бедняки, у которых не хватает денег на жизнь, и Левдал по доброте души берет их убогие копейки и, делая вид, что вкладывает эти деньги в свое предприятие, охотно выплачивает по шесть-семь процентов.

— Как? — перебил Мортен. — Ты сказал, что он платит по шесть-семь процентов?

— Ну, точно и не знаю, — отвечал старик, — но такой способ заниматься благотворительностью совершенно в духе старого профессора. Он, конечно, немало зарабатывает и сам, но принадлежит к тому сорту людей, которые готовы дать заработать и другим; он не из тех тузов, которые боятся поделиться с бедняками даже ничтожным скиллингом и стараются все заграбастать только себе.

Разговор перешел на Кристенсена и других. Педер стал смешить отца, рассказывая новейшие городские сплетни.

Мортен ел молча, погруженный в глубокое раздумье, и время от времени бормотал: «Семь процентов… семь процентов…»

Абрахам много раз заказывал Грете Стеффенсен корзинки, и они, наконец, так хорошо освоились друг с другом, что для посещений уже не нужно было придумывать предлога.

Грета привлекала его какой-то удивительно спокойной силой, и он охотно поддавался этому влечению.

И старик оказался интересным собеседником, когда Абрахам познакомился с ним поближе. Юноша находил в резких, насмешливых высказываниях Стеффенсена отражение собственных взглядов и мнений — воззрения новой эпохи.