Форварды покидают поле - страница 12
Степка молча взваливает на плечо станок и, стараясь не горбиться под его тяжестью, идет прочь из Крытого рынка, ни разу не оглянувшись. Я быстро заворачиваю в газету остатки снеди и плетусь за ним. Вот чудак — все он принимает за чистую монету…
Бутсы для капитана
Капитан нашей футбольной команды «Молния» Федор Марченко нетерпеливо ждал нас со Степкой. Все уже собрались и, переговариваясь, сидели под каштанами. Игра должна была проходить на Собачьей тропе.
Капитана начинало тревожить отсутствие двух форвардов.
— Профессора, — с возмущением говорил о нас Федор Марченко, — вот дам им разок по сопатке, научатся вовремя являться.
— А пора, — как всегда, подлил масла в огонь Керзон. Он знал — Федор слов на ветер не бросает. Капитан — признанный вожак черноярской младшей шпаны. Не только возраст (лет ему семнадцать-восемнадцать) выдвинул его в главари. Он отличается гордым и властным характером, умеет одним взглядом заставить повиноваться, а если кто и пытается проявить независимость, тому он наносит сокрушающий удар. Пока еще никому не удавалось устоять после этого на ногах. Стройный и широкоплечий, с гибкой и тонкой талией, он выглядит заправским гимнастом. Да и лицом хорош: ровный нос, насмешливые глаза, волевой и резко очерченный рот. Незнакомый человек никогда бы не заподозрил его в жестокости, а ведь она была, пожалуй, главным свойством его характера. Впрочем, иногда он проявлял поразительную справедливость, становясь на защиту младших и слабых. Разумеется, на Черноярской, да и во всей округе ребята подчинялись ему беспрекословно. Сам он настолько привык к власти, что малейшее противодействие рассматривал как предательство. Даже Седой Матрос, вожак старшего поколения черноярской шпаны, относился к Феде с уважением, как к своему преемнику.
— Да разве это команда? — продолжал бушевать капитан. — Сброд блатных и нищих! Мешком надо запастись — набросает нам «Гарибальдиец» голов, погляжу я тогда, хвастунишки, что вы заноете.
«Хвастунишки» сидят у забора, зашнуровывают бутсы и молча усмехаются. Только Керзон позволяет себе изредка вставлять слово. В другое время ему бы досталось на орехи, но несколько дней тому назад он приволок пять пар поношенных бутсов для команды и одну пару новеньких — для капитана. Такой подарок, естественно, ставил его в привилегированное положение. Зная природную скупость вратаря, Федя не мог понять, что заставило Керзона пойти на такие расходы. Сколько стоили бутсы, где он их купил? Об этом Керзон упорно молчал.
С особым нетерпением ждал нашего появления Санька Либредо. Фамилия эта была псевдонимом его матери — известной цирковой актрисы. Саню выводило из себя злорадство Керзона.
— Физкульт-ура рабочему классу! — обрадовался Саня и обратился к капитану: — Хлопцы с работы идут, напрасно их ругали. У них ведь нет собственного магазина или акционерного общества по торговле булавками.
Федя бросил на нас мрачный взгляд и велел всем подниматься. Я хотел забежать домой, но не решился и пошел вслед за командой. Точильщик устало плелся позади, у меня у самого гудели ноги — ведь таскал я станок чаще Степана. И все же мысль о предстоящей игре будоражила кровь, вливала в тело свежие силы, смывая усталость. Предстояла интересная и острая игра. Все мы знали: «Гарибальдиец» — крепкий орешек. Команда, созданная мальчишками с Пушкинской улицы, постепенно превратилась в хорошо спаянный коллектив при клубе металлистов. Но и мы в нынешнем сезоне еще не знали ни единого поражения, были в хорошей форме и верили в свою фортуну.
Я, Степка и Санька шли в хвосте команды, рассуждая о предстоящем матче. Стая птиц, громко хлопая крыльями, пронеслась над нашими головами. После утреннего проливного дождя стоял влажный зной, природа застыла в ленивой истоме.
Мы подошли к садам, огороженным высоким забором, и Степка сказал:
— Скоро мы здесь повеселимся, факт!
Обычно после игры ребята лакомились яблоками и грушами из этих садов. Правда, прошлым летом усилили охрану, вооружив сторожей дробовиками, и охотиться за фруктами стало опасней. Степка любил весенние сады, когда яблони и груши кудрявились молочным цветом, я же не замечал поэзии в природе и предпочитал август, когда деревья сгибаются под благодатной тяжестью плодов.