Фото на память - страница 4

стр.

— Так что же еще?

— А вот еще то самое.

И Дима извлек через расстегнутый ворот, из-под своей сиреневой рубашки с разводами, черный пакет, а из пакета осторожно вытянул фотоснимок и положил его перед Таней.

Она крутнула, будто не понимая, головой, достала из кармана платок, отчего сразу тонко нанесло духами, протерла стекла очков.

— Дима! Ей-богу, дружок, хоть целуй тебя за это.

— Так я не против.

— Да ведь это мы-ы… И Роза, и Люся, и Лена, и Лидия… Лида, Лида…

Она вздохнула.

— И все как огурчики зеленые, — пошутил Дима.

— А я-то, я-то какой цыпленок! Люсенька твоя… А Роза! Ух, цыганка черная. Ну, дружок, уважил. Ты мне разреши снимок с собой взять, я мужу покажу.

— Дарю сердечно, помни вечно.

— Ну, спасибо. Уж вот не подумала бы. А ведь ты тогда обещал через неделю принести, дружок. И сколько же я должна тебе? Говорят, ты дорогой мастер.

Дима смутился, Татьяна Андреевна весело и настойчиво глядела ему в глаза и, конечно же, наблюдала, как медленно и густо краснели его щеки и уши.

— Да будет тебе, дружок. Я ведь шутя. Приму как подарок. За наше обещание. Помнишь, Лидия тебе сказала: сними, мол, нас, так мы тебе из своей бригады невесту выделим. Уж кого она подразумевала, не скажу, но Люсю-то ты из нашей бригады взял… И как ты удумал принести-то? Для всех сделал? Ну, конечно, кроме Лидии. Не уберегли мы девку, все виноваты. И Розе пошлешь? Слыхивала я — в гору они с Володькой пошли. Так спасибо тебе, дружок, не знаю, как и высказать…


Еще Дима завернул в цех, где работала на полуавтоматах его Люся. Собственно, там этот снимок и был сделан когда-то. Оставалось вручить карточку Лене, ее он, пожалуй, и не помнил вовсе, а как пришел на участок полуавтоматов, так сразу и узнал, увидев обеих — и жену, и эту самую Лену: высокая, худая женщина, выглядевшая куда старше своих тридцати, что-то кричала Люсе.

У женщины было узкое, немного желтоватое лицо и белые большие уши. По этим ушам и определил Дима, что Лена на снимке и эта ругающаяся женщина — одно и то же.

— Ты мне можешь воду на киселе не разводить, — кричала она, — я твоих пигалиц в пять раз больше роблю, везу бригаду, как лошадь, а ты меня с ними равняешь! Ты подумала, что я одна, что мне девку поднимать надо? Я тебе такой процент гоню? А мне самую плохую работу. Пусть энти пигалицы с мое тут поробят! Да еще наладчика сопливого поставила, он гайку с шестерней путает, дак я, по-твоему, как робить должна?

— Здрасте! — громко сказал Дима, не предвидя скорого окончания этой перепалки. — Здрасьте, я к тете Насте.

Но шутка была явно не к месту.

Лена сердито глянула на него и замолчала, сжала побелевшие губы.

— Ты чего? — спросила жена, все еще красная от неприятных слов, наговоренных ей.

— Это вам, — пропустив мимо ушей вопрос жены, обратился он к Лене, подавая снимок.

— Мне платить нечем, — косо глянув на фотографию и поняв, что к чему, отвернулась Лена.

— Да я ж на память. Вы хоть посмотрите, кто тут.

— Не слепая, вижу.

— Возьмите так, это для вас.

— Говори! Кто бы это даром карточки делал? Вон Юльку мою снимал один, так по тридцать копеек за карточку содрал, а карточки-то со спичечный коробок. А энта — картина целая. Рубля три, поди, стоит.

— Я ж толкую вам — возьмите так.

— За так не бывает. Сейчас не возьмешь, потом притащишься пьяный, потребуешь на бутылку… Нет, убери.

— Я непьющий, — неловко засмеялся Дима, хотя ему было очень неприятно от ее слов.

— Значит, жена твоя горюшка не знает. То и чужую беду плохо понимает.

— Да не о том речь, — перебил он, потому что надо было как-то убедить Лену, и обратился к жене: — Ну втолкуй ты ей…

— Возьми, Елена, — сказала Люся. — Он вчера старый негатив разыскал и всем отпечатал по снимку. Смотри, какие мы были.

— Глупые были. Кабы умные были, не лыбились бы так. Вон, Розка-то ржет. А чего ей не ржать было, парни за ней гужом бегали. Она и вертела ими, как хотела. Володьку, говорят, теперь в таких руках держит, что он шелковым стал. И правильно.

— Лида на снимке, память, — сказала Люся.

Елена как-то недружелюбно посмотрела на нее.

— А тебе тогда нечего было ее на собрание тащить да про лодку брякать. Тоже мне, память.